слабые руки и кулем скатился на пол. Но на Гришина уже налетел третий бандит, стараясь сбить его с ног кулаками. Сбоку, тряся головой и рыча, надвигался жуткий Морпех. К дверям уже было не прорваться. Гришин уклонился от очередного удара и точным крюком в челюсть сбил яростно махающего кулаками противника с ног. И в этот миг на него, растопырив руки, бросился рябой. Гришин успел ударить его ногой в живот, но это было то же самое, что бить в стену. Даже не вздрогнув от удара, Морпех схватил его в объятия, взметнул на воздух и с силой швырнул на пол. От удара о каменный пол Гришин на миг потерял сознание. Подняв голову, он увидел, что с трех сторон на него надвигаются перекошенные ненавистью жуткие хари.
«Теперь все», – понял он, пытаясь подняться на колени.
Морпех с занесенной ногой подскочил к нему, чтобы ударить по голове, как по футбольному мячу, но в этот миг от сильного толчка распахнулась дверь и в помещение ворвались вооруженные люди.
– Всем стоять! – раздался повелительный окрик, и грянул выстрел.
Это Борисов, в долю секунды оценив ситуацию, понял, что набравшего разгон Морпеха уже не остановить, и выстрелил ему в спину. Словно сбитый ударом молота, Морпех подпрыгнул, развернулся на одной ноге и всем телом рухнул на пол, едва не раздавив Гришина.
Кругом звучали повелительные окрики, оперативники привычно сковывали руки бандитов наручниками. Кому-то в сердцах врезали рукояткой пистолета по затылку, кого-то положили мордой в пыль.
– Ты как, майор, жив? – склонился Борисов над Гришиным.
– Нормально, – криво улыбнулся тот. – Чего помешали? Я бы сам справился. Дай-ка руку, что-то самому трудно встать…
Морщась от боли, он поднялся, глянул на лежащего Морпеха. Ну и медведь, так шваркнул об пол – чуть богу душу не отдал. Морпех был жив и слабо шевелился. Пуля попала ему в лопатку, не добравшись до легких. Кто-то из оперативников уже занялся его раной.
– Что так долго? – спросил Гришин, садясь на лавку.
– Ты сам велел не высовываться раньше времени. И людей мало было. Когда вы в лес зашли, тут тебя и потеряли. Ну, бегали кругами, искали, опять же втихую, чтоб шум не поднимать. Домину эту сразу как-то пропустили, глянули – пустая вроде, ну и дальше. Потом уж вернулись.
– Хорошо, хоть вернулись, – заметил Гришин, кривясь от боли в плече.
В помещение влетел подполковник Афанасьев, бросился к Гришину.
– Как вы?! – заквохтал он испуганной наседкой. – Не ранены?
– Все в порядке, товарищ подполковник. Не ранен, цел абсолютно.
– Что тут произошло? – Афанасьев оглянулся на поле битвы.
– Ничего особенного. Попрыгали, помахали руками… А ну-ка!
Оперативники в это время выворачивали карманы задержанных, искали оружие, и Гришин увидел, что у Клопа изъяли сотовый телефон.
– Откуда это у тебя? – спросил Гришин, показывая Клопу телефон.
– Не ваше дело… – огрызнулся мозгляк, гордо отворачиваясь.
– Это же Володин мобильник! – вмешался Афанасьев. – Племянника. Он его недавно купил, денег отвалил кучу, тут встроенная фотокамера. Показывал мне на днях, говорил, что очень удобно, не надо таскать за собой фотоаппарат, – старик взял телефон трясущейся рукой. – Стой, сейчас узнаем, тут в записной книжке мой номер первым стоит. Вот, так и есть! Это его телефон! Откуда он у тебя? Где Володя? Ты убил его?!
– Не-ет! – заверещал Клоп, поняв, что запахло жареным. – Не я…
– А кто?! – рассвирепел Афанасьев, брызгая слюной. – Говори, мразь, кто убил Володю!!! А то сейчас на месте шлепну! – Он рванул кобуру.
– Вот он! – Клоп указал взглядом на Морпеха. – Он его убил! Он!!!
– Тьфу! – плюнул Седой, стоявший невдалеке у стены. – Говорил я тебе, урод, чтобы спрятал барахло подальше…
Клоп в тоске понурил головенку. Да, вот уж вспомнишь поговорку: жадность фраера сгубила. И спрятал было вещи журналиста в потайную яму, как Седой приказал, в два мешка уложил, чтоб не испортились. А потом вдруг такая зависть разобрала на этот проклятый мобильник… Понимал, что вещь дорогая, шикарная. Ну, и сунул в карман, чтоб потом на малине перед девками форсануть. Те и правда сомлели от восторгов. Смотрели на Клопа как на крутого. Они же знать не знали, что он на свалке ошивается, он-то им врал, что серьезными делами ворочает. Вот, и мобильник для дела завел, положение, дескать, обязывает…
– Куда вы его спрятали?! – не отступал впавший в ярость Афанасьев, тряхнув несколько раз Клопа за воротник. – Где тело?!
– Я не знаю… – скулил Клоп, клацая зубами. – Я не видел.
– А кто знает? – рычал Афанасьев. – Кто видел? Говори, поскудь!
– Молчи-и… – прорычал нутром Седой, глядя на Клопа.
– Молчать! – крикнул один из оперов, поворачивая его лицом к стене.
Прохлопав карманы Седого, он выложил на стол еще один мобильник.
– Хорошо они тут живут! – хмыкнул Борисов. – Нищие-то…
– Ты кто такой? – подскочил Афанасьев к Седому. – Главный у них? Я из тебя душу вытрясу, если не скажешь, где спрятан труп… трупы…
– Пошел ты… – равнодушно бросил через плечо Седой.
– Товарищ подполковник, – вполголоса обратился Гришин к тяжело дышавшему Афанасьеву. – Надо их везти в участок и колоть по отдельности. А то только время потеряем…
– Да, да, – спохватился Афанасьев. – Вы правы. Уводите их!
Вспышка гнева так утомила его, что он вынужден был сесть на лавку, чтобы хоть немного отдышаться. Арестованных вывели из помещения, прихватив какое-то странное существо, забившееся под нары, и увезли в город. Оставив в этой берлоге трех оперативников, которые должны были дождаться дополнительную группу из города, чтобы, по словам Афанасьева, «вычистить это осиное гнездо», все удалились.
По возвращении в отдел Гришин немедленно приступил к допросу Клопа, который «потек» с ходу и был, несомненно, самым ценным свидетелем. В комнате для допросов, мрачном бетонном помещении с привинченными к полу железным столом и стульями, остались только Гришин, Клоп и Борисов, нейтрально присевший на стул в углу. На допрос рвался и Афанасьев, но Гришин мягко убедил старика заняться пока другими арестованными, пообещав, что сам выбьет из Клопа всю необходимую информацию. Он справедливо опасался, что Афанасьев будет только мешать ему, пытая Клопа о племяннике и других убитых и похороненных на свалке людях, в то время как Гришина больше всего интересовали зловещие ночные гости – «черные люди».
Гришин сел за стол напротив Клопа, немного помолчал. Клоп смотрел затравленно, быстро-быстро облизывая языком пересыхающие губы. Не дал ему Гришин похмелиться как следует пивком, теперь Клопа мучил жестокий «сушняк». И страх, тошнотворный, током пронзающий все его тщедушное тело страх. Что ему «светит» за убийство журналиста, Клоп догадывался – тюремный опыт имелся. Когда-то он отмотал шесть лет за изнасилование и большую часть срока прожил в зоне «петухом». Можно было не сомневаться, что подобная участь его ожидала и сейчас. В принципе, сама «участь» его не страшила – страшил срок. Если дадут по максимуму, ему не выжить. Заездят. А вот года три смог бы вынести без больших потерь для организма. Поэтому сейчас Клоп был готов на все, лишь бы выторговать себе как можно более щадящую статью.
– Так ты говоришь, что журналиста убил тот здоровенный рябой парень, которого подстрелили при аресте? – начал Гришин.
– Ну да, он… Морпех его кличут… – с готовностью выпалил Клоп.
– Морпех? Морская пехота, что ли? – усмехнулся Гришин.
– Ну да, так и есть… Он же из спецназа, где только не воевал. Потом контузило в Чечне, его и выкинули на улицу. К нам, то есть к Седому, прибился как бы охранником. Ему человека убить – тьфу. Журналиста-то этого бедного как приложил по шее – у того позвонки и треснули…
– Ты журналиста завел в логово? – в упор спросил Гришин.
– А я что… – заюлил Клоп. – Он сам пришел, спрашивать начал. А мое дело маленькое. Седой приказал
