Но все-таки он колебался. В голове вертелись мысли о знакомом генерале, о могуществе прессы, о дальних островах, о том, что все случившееся – некое одно большое недоразумение, об оставленной в самый разгар работы книге, о Жанне, которая, возможно, смогла бы пролить свет на происходящее, встреться он с ней еще раз, и Егор медлил, не решаясь сделать шаг, который от него терпеливо ждали его спасители.
Терзаемый сомнениями Горин вдохнул свежий и чистый воздух и, глядя на усыпанное звездами небо, взялся было за дверцу, собираясь ее захлопнуть с тем, чтобы остаться снаружи и решать свои проблемы самостоятельно.
И вдруг дикий крик потряс окрестность.
Мертвея от этого крика, Егор обернулся.
В воротах фабрики, держась одной рукой за опору, высилась фигура в развевающемся балахоне. Красный крест на груди казался нарисованным кровью. Остроконечный колпак сдвинулся набок, отчего фигура казалась еще более устрашающей.
Выставив в сторону Егора напряженную руку, человек, скрывающийся под балахоном, прокричал, содрогаясь на каждом слове, точно выхаркивая:
– Смерть колдуну! Смерть!
Было в этом крике, в этом окровавленном балахоне, в выставленной руке что-то до того противоестественное, жуткое, что Егора продрало морозом до самых костей. Хорошо, что он держался за дверцу, иначе он так и осел бы на землю, ибо ноги его вдруг ослабели и в голове послышался далекий, нарастающий звон.
– Ты все равно сдохнешь! – послышался еще более громкий крик. – Мы тебя везде найдем! Сатана!
Фигура в балахоне отделилась от ворот и двинулась неверной поступью к джипу, выкрикивая на каждом шагу новое громовое проклятие:
– Смерть колдуну! Ты сдохнешь! Ты скоро будешь гореть в аду!
Внезапно она пошатнулась и рухнула на колени. Но, уперев одну руку в землю и протягивая в сторону Егора другую, продолжала кричать:
– Проклятое отродье дьявола! Сдохни! Сдохни! Сдохни!!!
Слышать это было невыносимо. Горин застонал, зажимая уши руками и не думая ни о чем другом, кроме как об этом убивающем его крике.
Вдруг над его ухом прогремел выстрел. Фигура, дернув головой, вздрогнула и ничком уткнулась в пыль.
В наступившей тишине Егор услышал, как призывно зарокотал двигатель джипа. Почти ничего не соображая, головой вперед, как в нору, он полез в распахнутую дверцу. Он не слышал, как она захлопнулась, затем его сильно качнуло, прижимая к спинке сиденья – и через несколько секунд пустырь с кошмарной фигурой остался позади.
Когда джип исчез из виду, человек в балахоне поднялся, снял с себя колпак, под которым оказалось лицо молодого, коротко стриженного мужчины, и, отряхивая с коленей пыль, поспешил назад к фабрике.
Трое его товарищей уже стояли возле микроавтобуса. Они снимали с себя балахоны и делились впечатлениями, впрочем, весьма сдержанно.
– Ну ты, Слон, артист, – восхищенно говорил один из них, в котором можно было узнать водителя «БМВ». – И где только научился этим поповским штучкам?
– Филин прикажет – еще не тому научишься, – скромно возразил огромный парняга, исполнивший роль верховного жреца.
– Это точно, – поддакнул «оператор».
– А все-таки, – не унимался водитель «БМВ», – зря ты не пошел в попы. Такую карьеру сделал бы!
– Как я-то? – вмешался четвертый. – Нормально?
– Молоток! – похвалил «оператор». – У меня у самого мурашки пошли, как ты закричал «Сдохни!»
– Твои мурашки никого не интересуют, – озабоченно заметил четвертый. – Главное, чтобы клиент купился.
– Ну, в джип он сиганул? – поинтересовался Слон.
– Сиганул.
– Значит, купился. Филин все точно рассчитал. На это он мастер.
– Да уж, – снова поддакнул «оператор».
– Ну что, по коням? – спросил водитель «БМВ».
– По коням, – отозвался Слон.
Четверка заняла места в микроавтобусе, он выехал из ворот фабрики и через пару минут растворился в потоке автомобилей, идущих по шоссе.
Новое потрясение лишило Егора остатка сил. Он как лег, так и продолжал лежать на заднем сиденье, свесив ноги и упираясь коленями в пол. Его охватила дрожь, он ничего не чувствовал, не видел и мечтал только о том, чтобы оказаться как можно дальше от заброшенной фабрики и от тех, кто на ней остался.
Сильная рука протянулась с переднего сиденья и ощупала его лоб.
– Как вы? – спросил седой.
Егор медленно, через силу сел, повел перед собой бессмысленным взглядом.
Седой вел машину, поглядывая на него в зеркало.
– Маленькая недоработка, – сказал он своим ничего не выражающим голосом. – Но теперь бояться нечего.
– Да, – выдохнул Егор.
Он уже не испытывал желания спрашивать, кто они и куда его везут. Воскресение из мертвых человека в балахоне и его ужасающие слова заставили его отбросить заблуждения относительно того, что он сумеет своими силами избавиться от крестоносцев. Не было никаких сомнений в том, что они будут преследовать несостоявшуюся жертву так долго, как того потребует их гнусный замысел. И тешить себя надеждами на некое счастливое избавление по щучьему веленью от этих одержимых было более чем наивно.
– Хотите выпить? – спросил седой.
– Да, – кивнул Горин.
Тот протянул ему плоскую фляжку.
– Виски.
– Спасибо.
Егор отвинтил колпачок, глотнул. При первом глотке он не почувствовал ничего, только что-то теплое наполнило его желудок. Зато второй глоток оказался удачнее. Он явственно ощутил крепкий вкус виски и обрадовался, когда теплый ком растекся по груди и дружелюбно толкнул его в голову.
– Пейте все, – сказал седой, наблюдая за ним в зеркало. – Полегчает.
– Дайте сигарету, – попросил Егор.
– Витя, – сказал седой.
Витя, чуть помедлив, обернулся с открытой пачкой «Мальборо». Горин с трудом вытащил сигарету, прикурил от протянутой зажигалки. Глотнул еще раз, щедрее, с бульком. Хмель приятно туманил голову, забирая остатки страха и примиряя с действительностью.
Сделав еще несколько глотков, Егор ободрился настолько, что смог выглянуть в окно и определить, что они едут уже по загородному шоссе.
– Куда мы? – спросил он.
– Вы там будете в безопасности, – сказал седой.
Егор ухмыльнулся.
– Откуда такая забота?
Он видел в зеркале прищуренный взгляд седого, но не боялся его. Поскольку как можно бояться человека, спасшего ему жизнь? Странно, что он сразу не понял этого со всей очевидностью, а продолжал до последнего отталкивать протянутую руку. Останься он один на том ужасном пустыре, кто знает, что с ним было бы сейчас.
– А вы против? – отозвался седой.
