продолжая разговор:
– Прет немец, страшно прет. Говорят, к самому городу подходит.
– Этакий зверюга, – ответил второй. – Всю Европу сожрал.
– Однако подавится, будь он трижды проклят!
Они пошли дальше, обсуждая положение на фронтах.
С платформой поравнялся совсем еще молодой, высокий парень в выгоревшей кепке, в мокрых от росы сандалиях. В одной руке он держал путейский фонарь, в другой авоську с горбушкой хлеба и бутылкой молока. Парень молча прошел мимо платформы, не заметив на ней людей. В это время заплакал Владик.
– Далеко едем? – остановившись, громко спросил железнодорожник.
– В Воронеж, – ответила Вера так определенно, точно они находились в маршрутном пассажирском вагоне.
Владик, услышав голоса, перестал плакать и, держа в руке корочку хлеба, с любопытством уставился на парня.
– А ты что, завтракаешь, карапуз?
Малыш улыбнулся, показав свои единственные два зуба.
– Так, может, молочка тебе дать? На, бери бутылку!
Владик замахал ручками, и обсосанная корочка упала в сенную труху.
– Спасибо, что вы, – запротестовала Аня, – вам ведь самому нужно.
– Ничего, обойдусь. Возьмите, оно свежее.
– Спасибо, – сказала и Вера.
Парень кивнул малышу и пожелал женщинам, уходя, счастливо доехать.
– Теперь мы богатые, – погладила Вера теплый детский животик. – Сейчас дадим тебе вторую корочку да обмакнем ее в молочко…
Вера видела, что Аня смотрит на бутылку, как на величайшую ценность, прямо глазам своим не верит. И в то же время беспокойство не покидало ее.
– Может, здесь узловая станция? – спросила она наконец, когда Вера посадила Владика к себе на колени.
– Нет, судя по всему, не узловая.
– А то бы сойти, поспрашивать…
Но поезд неожиданно вздрогнул, застучал буферами, стал медленно набирать скорость. Аня всматривалась во все встречавшееся на пути, пока проезжали станцию, а когда потянулись с обеих сторон дороги ряды молодых елей, легла и с головой накрылась шинелью. Вера молча кормила малыша и старалась не беспокоить подругу: пусть уснет, хоть на время успокоится.
Но уснуть Аня не могла. Она крутилась с бока на бок, тяжко вздыхала. Вера попыталась заговорить с ней:
– Ты кого-нибудь из наших встречала за эти годы?
Аня приоткрыла лицо, печально посмотрела на Веру. Ей, очевидно, ни о чем не хотелось вспоминать.
– Нет, никого не встречала, – сдержанно ответила она. Помолчала немного и добавила: – Генка Мухов пару раз писал…
– Какой Генка?
Вера не помнила на своем курсе такого студента, а потому и не догадалась, о ком Аня говорит.
– Забыла уже? – Аня вяло улыбнулась. – Дружок моего Игоря.
– Ах, вон кто! – удивилась Вера. – Я думала, ты о наших…
– А он чужой?
Вера промолчала. Ей вспомнился физкультурник с татуировками, с которым она когда-то встречалась на вишневой улице. И снова перед глазами встал рыжий «Толик» из паспортного стола. Неприятными были воспоминания, хотелось отогнать их, но самое близкое и родное было связано с этим. Она и раньше вспоминала дни своей ранней молодости, но что теперь вспомнилось, невольно нагоняло тоску. Вера чуть не расплакалась, только ради подруги заставила себя сдержаться. У Ани и так не высыхают глаза, а увидит чужие слезы, совсем поддастся отчаянию.
Аня молча всматривалась в раннюю синь неба, и Вера видела, что она постепенно тоже отдавалась воспоминаниям.
…Пусть… Какими бы они ни были, а все же помогут хоть на минуту горе забыть.
Немного погодя Аня заговорила:
– Они очень крепко дружили, Игорь и Генка. Когда мы уезжали из Минска, Генка хотел тоже ехать, хотя был только на третьем курсе. Просился в наш городок. Работы там хватало: Игорь в двух школах физкультуру преподавал… – Аня болезненно улыбнулась: – Не знаю, что пришло в голову, но вдруг бросил Генка институт и поехал в военное училище. Писал не так давно, что выпустили командиром взвода…
– А о девчатах наших ты ничего не слыхала?
