– Если что, так тут у нас погреб на огороде!
Вера начала одеваться.
– Алина, возьмешь Владика. А мы в погреб не полезем. Надо бы ведра приготовить.
– И я так думаю, – поддержала Анна Степановна.
– А мальчик спит? – спросила Валентина Захаровна и подошла к кроватке.
Владик не спал, он уже сидел на постельке, держась ручонками за пеленку, которой были спеленуты ножки. Рассмотрев Алину, радостно засмеялся.
– Надо его покормить, – забеспокоилась девчина.
VII
Никита Минович с двухстволкой на плече стоял на опушке, возле старой высоченной сосны. Сюда, в условленное место, должен прийти Жарский.
Близился вечер. По знобкой, уже изрядно порыжелой траве под сосной ходили хилые, рыхлые тени. Можжевеловые кусты поодаль сливались в темную округлую стену. Под одним из кустов изготовился с автоматом Зайцев. Никита Минович знал, что Жарский постарается прийти один, никому не скажет о вызове, однако на всякий случай прихватил с собой Зайцева. В Красное Озеро не раз наведывались немцы, уже Юстику Балыбчику и еще кое-кому из своих прихвостней они выдали винтовки – нести по ночам «охрану» деревни.
Давно миновал назначенный час, а директора все не было. И Никита Минович решил: если Жарский вот-вот не явится, несмотря ни на что сходит в школу. Поговорить с ним нужно во что бы то ни стало, и обязательно сегодня.
Сумрак под старой сосной вовсе сгустился, и на прилесном поле за сотню шагов уже трудно было разглядеть человека. Никита Минович тихонько кашлянул, подзывая Зайцева.
– Вернешься в лагерь, – приказал ему, – передашь Сокольному, что я пошел в деревню на встречу с Жарским. К полночи вернусь.
– И я с вами, Никита Минович!
– Слушай приказ!
– Есть!
Зайцев повернулся идти, но Минович тронул его за рукав:
– Погодь трошки!
Справа, совсем не там, откуда ждал Трутиков директора, треснула ветка. Никита Минович прислушался. Зашелестел кустарник, послышались шаги, в темноте промаячила чья-то фигура. Промаячила, укрылась за кустами.
Трутиков замер. Он чувствовал, что идет не кто иной – Жарский, и уже догадывался, почему директор сделал такой большой круг. Осторожно, боязливо, но человек приближался к сосне.
– Это ты, Юрий Павлович? – тихо спросил Трутиков.
– Я, Никита Минович!
– Один?
– Один.
– Балыбчика нет с тобой?
– Ну что вы, Никита Минович, как могли подумать?
– Подходи… Почему опоздал?
– Да Балыбчик этот самый и еще пятеро с винтовками перекрыли все выходы из деревни. Пришлось огородами пробираться да вот круг такой отмахать.
– Давай сядем. Отдохнешь заодно.
Никита Минович сел на один толстый корень сосны, Жарский на другой.
– Так в чем дело? – сразу начал Трутиков. – Почему не выполнил решение партийного собрания?
Жарский замялся, подтянул под себя ногу.
– Я выполню, Никита Минович. Сейчас, понимаете, беда у меня дома приключилась.
– Какая беда?
– Жена заболела. Никак не могу оставить ее, и вообще… Сами подумайте, что делать? У Ладутьки, к примеру, нет жены. Ну… у вас… у вас жена тоже не дома.
– У Ладутьки дочь, у меня сыновья! – резко оборвал его Никита Минович. – Делай так, как мы делаем. А не можешь – отвези жену к родичам.
– Да вот не знаю, – снова заерзал Жарский. – Если б хоть не белобилетник я, могли бы подумать, что в армию ушел… А так кто ж поверит? Все равно немцы догадаются. А жена хворая сейчас…
– Значит, до сей поры ты отмалчивался, на партийном собрании поддерживал наше предложение, а как дошло до дела, хвостом завилял? Мы так и подумали, что с тобой что-то неладно. Смотри, не пришлось бы каяться потом. Верили тебе как человеку, как кандидату партии. Тебе известны наши планы, наши конспиративные места. Что же это получается?
– Не подведу я партийную организацию, Никита Минович! Клянусь, не подведу!
