встретил его на правом фланге, хмурым взглядом смерил с ног до головы.
– Отвага отвагой, а рисковать так нельзя. Считаю неверным это!
– Необходимость была, Никита Минович, – как бы оправдываясь, сказал Сокольный.
– Не было такой необходимости! – возразил Трутиков. – По твоему приказу это могли сделать хлопцы. Выходит, что мы не доверяем людям?
Андрей не успел ответить: подошел Ваня Трутиков и молча приставил к ноге винтовку.
– Что, Ваня? – ласково спросил Никита Минович. – Подойди ближе. Как ты?..
Хлопец шагнул к нему, все так же молча, не подымая на отца глаз.
– Чего ты, ну?.. Вот вояка! – комиссар шутил, заметно мрачнея.
Испуганный взгляд Вани упал на Андрея, и Сокольный, перехватпв его, понял то, о чем боялся подумать.
– В отряде, наверно, есть потери… – тихо проговорил Ваня.
– Не верю! – чуть не крикнул Никита Минович. – Может, в штурмовой группе? Здесь я сам проверял… А ну, пошли!
– Леню я искал, искал… – чуть не шептал Ваня, шагая за отцом.
– Что? – Трутиков резко обернулся. – Леню? Ты что плетешь? – Быстро зашагал к дому, который теперь уже не казался таким черным. – Паникуешь? – кричал старик на сына, верно, чтоб приглушить свою тревогу. – Где ты его искал? Вояки! В одной группе были, а не видели друг друга!
Андрей передал приказ о передислокации отряда, побежал за комиссаром. Мимо пролетел Кондрат Ладутька с какими-то мешками под мышками, за ним – Павел Швед и еще несколько бойцов, и у каждого по такой же ноше.
«Не перестарался бы Ладутька», – подумал Сокольный, однако не остановил его, не спросил, что несут. Догнав Никиту Миновича, он направился к разбитому дзоту. Чутье подсказывало – если случилась беда, так только там, ведь дальше уже все происходило не в столь большой горячке…
Леню нашли почти под самой амбразурой дзота. Он лежал вверх лицом, льняные волосы пали на черный снег. Рядом, склонившись над ним, стояла на коленях Мария.
Около полудня к Сокольному прискакал посыльный с запиской от секретаря обкома… Отряд временно разместился в небольшом населенном пункте, который ни деревней не назовешь, ни хутором. Хат немного, и стояли они так далеко друг от дружки, что с одного двора не разглядеть другой.
Андрей занимал хату посередке, пожалуй, самую меньшую.
– Что, приказ? – равнодушно спросил Зайцев, поглядывая на листок бумаги в руках командира.
– Нет, – ответил Сокольный, – дружеское послание. Надо бы сходить к комиссару.
Зайцев вздохнул и склонился над схемой новой немецкой гранаты, которую снял со стены в том черном доме – фашистской казарме. Он всегда был в работе: то разбирал что-нибудь, изучал, то собирал, ремонтировал.
– А ничего комиссар, – не поднимая головы, заметил боец. – Почернел весь, но держится…
– Мне Леня – не сын, – с трудом проговорил Сокольный, – а поверишь, места себе не нахожу… Хлопец только-только жить начинал! Главное – со мной был… Зачем я разрешил ему пойти в штурмовую группу?..
– Кто ж знал, что так получится? Тут, видать, никто не виноват. Один Гитлер.
– Мария говорила – Леня еще несколько минут дышал, – вспомнил Андрей. – Но помочь ему уже ничем нельзя было: пуля прошла под сердцем…
Хату, где остановился комиссар, разделяла дощатая перегородка. В первой половине никого не было. От большой свежевыбеленной печи веяло теплом и чем-то вареным.
Андрей постучался во вторую комнатку. Никто не ответил.
Но вот послышались вялые шаги.
– А, это ты, Андрей Иванович? – как-то потерянно спросил Никита Минович, приоткрыв дверцу. – Заходи, брат. Я подумал, из домашних кто стучится…
Комиссар был в обычной своей форме, даже пистолет висел под телогрейкой. Но Андрею показалось, что чего-то ему не хватает, того, к чему привык, без чего не обойтись. Словно был он не в той одежке, не в той обувке. Что-то вдруг переменилось в этом человеке, а что именно, сразу не понять. Андрей невольно заглянул в глаза Трутикову и почувствовал уже знакомую боль в груди. Глаза у Никиты Миновича покрасневшие, глубоко запавшие, будто вовсе провалились. Плакал комиссар, и, верно, долго, мучительно…
– Хорошо, что пришел, а то вот задумался по-стариковски да взгрустнул малость. Когда выступаем?
– Приказа нет, – ответил Сокольный, – но, думаю, день постоим. Пусть люди отдохнут, придут в себя.
– Ну-ну, – покивал головой Трутиков. – Можно и постоять, если все тихо будет.
– Думаете, попрут сюда немцы?
– На завод-то примчат обязательно, а в лес поглубже, может, и побоятся совать нос… Куда это мой старший исчез, не видел?
– Не видел. А что, давно нет?
– С час назад посылал за ним, нигде не нашли.
