сам вести осаду: он держал Алезию крепкой хваткой и твердо решил, что на этот раз не разожмет руку.
Прежде всего мы выкопали на западном конце двух долин, между параллельными речками, траншею шириной в двадцать футов, чтобы отрезать защитников Алезии от равнины. Этот ров не охранялся и служил нам лишь для того, чтобы собраться вместе, если понадобится отразить неожиданную и быструю атаку противника. На расстоянии четырехсот ярдов позади него находились наши основные укрепления. Сначала – траншея шириной в пятнадцать футов и глубиной в восемь. Она тоже тянулась от одной речки до другой, пересекая западный край двух долин. Сзади нее еще одна траншея примерно такого же размера замкнутым кольцом огибала город, а он имел в окружности девять миль. Там, где уровень местности был достаточно низок, эта траншея была наполнена водой из тех же двух речек. Сзади всего этого стояли стена и частокол высотой в двенадцать футов, дополнительно защищенные выступавшими вперед крепкими раздвоенными на конце ветками, которые не давали взобраться наверх. Вдоль всего этого кольца укреплений мы построили башни, на расстоянии восьмидесяти футов одна от другой.
Цезарю было мало даже этого, поскольку защитники Алезии, зная, что наши войска сильно растянуты, делали вылазки с участием больших отрядов, и нашим солдатам едва удавалось отбить их удары. Цезарь приказал прорыть внутри своего рва с водой еще три канавы и укрепил в них обрубки деревьев – куски стволов с необрубленными ветками, которые все были остро заточены. Впереди них были воткнуты остро заточенные колья на дне небольших ям, прикрытых хворостом. И наконец, он велел вбить в обрубки деревьев зазубренные острые гвозди и вкопать их в землю. Защитившись таким образом, Цезарь переключил свое внимание на внешнюю линию обороны. Для этого были созданы примерно такие же укрепления, предназначенные для защиты от той армии, которая, как он ожидал, придет на помощь противнику.
Тем временем Совет Галлии не спеша обсуждал в Бибракте спасение Алезии. Необходимо было определить, сколько воинов должно выставить каждое племя. Этот вопрос стал просто подарком для вождей: договариваясь об этом, они должны были уладить множество споров местного уровня между соседями-завистниками. Освобождение Алезии стало делом всей Галлии, поэтому в него должны были внести свой вклад даже дальние племена с океанского побережья. Эдуи, которые завидовали Верцингеториксу, не очень спешили броситься к нему на помощь. Им было достаточно того, чтобы племена медленно собирались вместе. Цезарь тем временем строил свои стены, а Алезия голодала. Однако не все были того же мнения. Их собралось сорок три племени – все, кроме белловаков, предоставили конницу и пехоту. Но белловаки, хотя уже какое-то время участвовали в восстании, не захотели прислать воинов. Они заявили, что будут сражаться против Цезаря на своей земле и по-своему, они – свободный народ и не собираются подчиняться чужим приказам. В конце концов они прислали отряд из уважения к Коммию, своему соседу с севера, который имел на них большое влияние.
Кто может сосчитать галльскую армию? Их войско мы никогда не видели в строю все сразу: этого не позволял характер местности. По оценке самих галлов, пехотинцев у них было четверть миллиона, а конников восемь тысяч. Несомненно, что из всех армий, против которых сражался Цезарь, эту с наибольшим правом можно считать армией Галлии.
Но количество воинов не увеличило силы галлов. Так могло бы случиться, если бы армией управлял Верцингеторикс. Он был для галлов чем-то вроде священного знамени, почти тем же, что для нас – легионный знак с изображением орла. Галлы умирали за него, но командовали воинами другие люди. Главными из них были Эпоредорикс и Виридомар, которые по-прежнему оставались соперниками и твердо решили не уступать друг другу. К ним присоединился Коммий. В тот момент Коммий находился на вершине народной любви, потому что едва не был убит и спасся. Шрам, оставшийся у него от той славной раны, и обет не встречаться ни с одним римлянином выделяли его из всех и делали общегалльским героем. Кроме этих трех военачальников, был еще Веркассивеллаун, арверн и родственник Верцингеторикса. О нем можно лишь сказать, что он меньше других заботился о себе и больше об общем деле, хотя в конце концов это принесло ему очень мало пользы.
Казалось бы, четыре главных полководца – уж слишком много начальников. Но в галльской армии, разумеется, необходимо было иметь еще и Совет. Даже Верцингеторикс не был свободен от этой обузы. Теперь, когда в Совете были представлены сорок три племени, он стал огромным и бушевал сильнее, чем когда-либо. И он, и армия были в прекрасном настроении и полны надежд. Они наконец поймали Цезаря, и никакой прошлый опыт не мог убедить их, что такого человека, как Цезарь, опасно загонять в угол.
Тем временем осажденные прождали те тридцать дней, на которые у них хватило еды, потом под угрозой голодной смерти прождали еще двадцать. Но армия, которая должна была уничтожить Цезаря, не появилась. Совет собрался и стал решать, что делать. Одни предлагали сдаться, другие – сделать вылазку, пока еще есть силы. Один из вождей напомнил собравшимся, что когда их народ много лет назад был загнан в свои крепости кимврами и тевтонами, то тогда люди ели друг друга. Сейчас никто еще не был готов пойти на такое крайнее средство, но решение, которое принял Совет, было почти таким же жестоким, как людоедство: все, кто не способен сражаться, будь это женщины, дети или старики, должны покинуть Алезию. Согласно этому решению, людей племени мандубиев, коренных жителей, безжалостно выгнали из их родного города. Мандубии пошли к нашим укреплениям просить милости у Цезаря. На их несчастье, Цезарь тоже был в отчаянном положении. Слишком хорошо он знал, что лежит на весах – его собственная судьба и судьба его армии. Он не мог проявить жалость ни на один миг. Несчастные мандубии ходили туда и обратно от одного лагеря к другому и нигде не находили приюта.
К величайшему счастью осажденных, в это время подошла галльская армия. Галлы из Алезии увидели, как ее конница въезжала на равнину, а основные силы новоприбывших вставали лагерем на холме на расстоянии одной мили к юго-западу от укреплений Цезаря. На глазах у всех трех армий произошел яростный бой между галльской и нашей конницами. Цезарь расставил солдат на обеих линиях своих укреплений. Галлы из Алезии принесли плетенки из прутьев и землю, чтобы засыпать наш первый ров, и приготовились к штурму. Армия, пришедшая их освобождать, оставалась в своем лагере и ждала, чем завершится конное сражение.
А его исход в течение многих часов был неясен. Галлы смешали со своей конницей лучников и легковооруженных пехотинцев. Это оказалось для нас неожиданностью и привело к большим потерям. Кроме того, они, разумеется, превосходили нас числом. Обе томившиеся в ожидании галльские армии – и та, что была в Алезии, и та, что стояла на холме, – криками ободряли своих соратников. Наши конники, которым наши крики тоже придавали бодрости, сражались как одержимые. Только перед самым закатом солнца, когда обе стороны одинаково сильно устали, Цезарь ввел в сражение свои лучшие войска. Победоносные германцы ударили как молния, сломили обессилевших галлов, которые побежали. Их лучники остались без защиты и были убиты. Наши солдаты преследовали противника до его лагеря, а галлы из Алезии с унылым видом отошли обратно в город.
На следующий день все было спокойно. Армия, пришедшая освобождать, готовила лестницы и крепежные крючья для подъема на укрепления, а также связки хвороста, чтобы заполнять ими рвы. Около полуночи ее солдаты очень тихо выбрались из своего лагеря, а потом, невероятно громко крича, чтобы вызвать из города Верцингеторикса с его воинами, бросились к нашим рвам. Оттуда они начали осыпать наших солдат камнями из пращей, стрелами и просто булыжниками. Никто из наших людей даже ночью не отходил далеко от своего места, поэтому уже через минуту камни из наших пращей со свистом летели в темную массу врагов, скорострельные катапульты скрипели, когда их готовили к выстрелу, а затем сердито жужжали, выпуская дротики.
Со всех сторон были слышны громкие крики. Особенно тяжелым испытанием для нас были голоса врагов сзади. Наши траншеи, пересекавшие равнину, находились недалеко, поэтому казалось, что Верцингеторикс и его бойцы стояли у нас за спиной, хотя нас отделяли от них три рва, железные гвозди, острые колья и второе укрепление. Тем временем те враги, с которыми мы должны были сейчас иметь дело, попали в трудное положение. Пока они стояли возле нашего внешнего рва, их камни и стрелы сильно мешали нашим солдатам на стенах. Но когда галлы начали продвигаться вперед, то стали попадать в наши разнообразные ловушки, к которым не были готовы. В их рядах начались смятение и беспорядок, и с боевым кличем смешались громкие крики страха и боли. Чем меньше камней и стрел выпускали они, тем больше выпускали мы, потому что их обстрел не прижимал нас к земле.
Этот яростный бой, когда трудно было понять, что происходит вокруг, продолжался почти до рассвета, и потери галлов были огромны. Верцингеториксу было очень трудно засыпать наши рвы, потому что с его
