Разговор был прекращен, но после него Галльская война для нас закончилась еще в одном смысле. Мы все, кроме Квинта, были слишком молоды, чтобы помнить последнюю гражданскую войну, но каждый из нас мог назвать имена родственников, погибших во время массовых убийств после того, как она пронеслась по нашей стране словно пожар. Мы увидели, как течение жизни несет нас к тому, чего мы боялись, и, похоже, стали объединяться друг с другом по новым правилам. Например, я отдалился от Марцелла, который мне нравился. Я начал задавать себе вопрос: что Марцелл пишет обо всех нас в Рим?
В том, что касалось ближайшего будущего, Цицерон оказался прав. Не прошло и десяти дней, как Цезарь вызвал нас с зимних квартир для помощи в боевых действиях, которые он вел против карнутов вокруг Орлеана. Карательные походы для очистки территории от противника – всегда невеселое дело, а этот, несомненно, был худшим из всех, в которых я участвовал. Было самое начало марта, и погода выдалась ужасная. Мы разместили свой штаб в Орлеане, для чего либо попросту выгнали галлов из грубо построенных домов, которые они поставили в этом городе на месте разрушенных, либо построили себе хижины, обкладывая свои палатки дерном и соломой. Оттуда мы ходили разорять этот край – дотягивались далеко и захватывали широко. Мы выгоняли людей из их жалких домов и они погибали в снегу, а мы тем временем возвращались в лагерь, нагруженные их вещами. В конце концов, когда большинство этих обездоленных несчастных людей бежали в соседние племена, Цезарь оставил нас в Орлеане поддерживать порядок в пустыне, которую он создал, а сам переключил внимание на своего старого друга Коммия, который вооружил против него белловаков.
Коммий не был запуган своим поражением под Алезией и сумел набрать новую большую армию из белловаков и воинов разных соседних племен, в том числе своих соплеменников. Когда Цезарь появился в тех местах, Коммий уехал просить помощи у германцев, очевидно веря, что дар убеждать людей, никогда его не покидавший, поможет ему уговорить этих варваров еще раз поискать удачи за Рейном.
Когда Цезарь увидел белловаков, они занимали обычную для галлов боевую позицию – на холме среди леса, защищенного болотами. Услышав от пленных, что галлы решили дать бой, если он привел с собой не больше трех легионов, он постарался придать своим четырем легионам такой вид, будто бы их только три. То ли это ему не удалось, то ли у белловаков не хватило мужества, но они остались стоять там, где были, – на очень выгодном для них месте – и ограничились только налетами на наши отряды, выезжавшие за кормом для скота.
Вскоре Цезарь понял, что у него с собой слишком мало людей. Галльское войско было огромным, а поскольку оно вело бои против его добытчиков корма, он увидел, что будет трудно выделять достаточно солдат для этих поездок и при этом не оголять лагерь так, что он окажется в опасности. Поэтому он вызвал через посланцев еще три легиона, в том числе и два наших, орлеанских. Дожидаясь их, он укрепил свои позиции двумя рвами и крепостной стеной; на вершине стены он приказал поставить трехэтажные башни, соединенные между собой крытыми мостиками. Мостики защищали солдат, стоявших на верху укреплений, от камней и стрел противника, а те солдаты, которые стояли на мостиках, находились высоко над головами врагов и могли метать свое оружие дальше, чем они.
Пока происходило все это, белловаки добились некоторых успехов в боях с нашей конницей, отчего приобрели очень высокое мнение о своей боевой доблести и отваге. Кроме того, Коммий вернулся в лагерь с пятьюстами германскими конниками. Это была всего лишь символическая помощь и не более, но гениальный дар убеждать людей помог Коммию представить ее как залог будущих великих побед. Каждый день конные отряды вступали в бой между собой перед стенами обоих лагерей у переходов через болота, и верх брала то одна сторона, то другая.
После довольно долгого ожидания, за время которого больше ничего не произошло, стало известно, что наши дополнительные легионы из Орлеана уже близко. Белловаки, по своему обыкновению, общему для всех варваров, собрали в своем боевом лагере не только своих взрослых мужчин, вооруженных и невооруженных, но также женщин и детей, которые иначе остались бы без защиты. Теперь эта неупорядоченная толпа начинала чувствовать недостаток продовольствия, а поскольку они взяли с собой большое количество тяглового скота, их трудности с кормом для скотины были несравненно больше, чем наши. Поэтому, быстро перейдя, как это бывает с варварами, от величайшей дерзости к растерянности и смятению, они решили отступить. Для этого им необходимо было послать обоз вперед. Но, обремененные небоеспособными сородичами и домашней утварью, галлы были вынуждены потратить всю ночь на его подготовку к отъезду. Когда наступил рассвет, последние неповоротливые остатки этого обоза еще только тяжело трогались с места, и белловаки выстроили свое войско перед своим лагерем, чтобы помешать римлянам преследовать обоз.
Цезарь был вовсе не прочь позволить обозу уйти, а потом дать белловакам бой. Но даже теперь, укрепив свои силы новыми войсками, он не желал подставлять своих легионеров под удар, когда они будут пробираться через болото. Поэтому он перешел через болото не напротив галльского лагеря, а сбоку от него, в таком месте, откуда мог добраться до соседнего плоскогорья, отделенного от их холма узкой низиной. Его новая позиция оказалась такой опасной для белловаков, что они не посмели уйти вслед за своим обозом, хотя он к тому времени уже давно был в пути. Как только они осмелились бы покинуть строй, отряды разных племен, как обычно, беспорядочно перемешались бы, и римская конница в тот же миг налетела бы на них. Потому белловаки с мрачным видом продолжали стоять вооруженные на прежнем месте, хотя все свое продовольствие они отправили из лагеря в обозе. Наконец, перед наступлением темноты, мы увидели, что они выносят вперед огромные вязанки соломы и прутьев. Белловаки положили их перед собой и подожгли.
Через несколько мгновений стена огня и дыма скрыла галлов от наших глаз. После этого они все, каждый по отдельности, повернулись к нам спиной и побежали прочь. Цезарь попытался преследовать их, но был вынужден делать это осторожно, поскольку не мог видеть, что делали галлы. Кроме того, наши лошади боялись идти в огонь. Те немногие из них, которые пошли, были ослеплены дымом и стали задыхаться, так что поневоле пришлось вернуться назад. После этого противник занял другую сильную позицию на расстоянии десяти миль от прежней, на берегу Уазы.
Этим нерешительным маневрам положил конец предводитель белловаков. Он, как Цезарь узнал от пленного, задумал устроить для наших добытчиков корма засаду на плоском лугу, куда, как он был уверен, они должны были прийти. Это место было окружено лесами и глубокой рекой. Согласно его замыслу, белловаки поставили там в засаде шесть тысяч своих лучших пехотинцев и тысячу конников и были совершенно уверены, что наши солдаты, захваченные врасплох, не смогут убежать оттуда: им помешает характер местности.
К несчастью для галлов, наши конники не были захвачены врасплох. Это был большой конный отряд, посланный, чтобы заставить ловушку захлопнуться. За ним на близком расстоянии следовала легкая пехота, а сзади нее шли легионы. Поэтому конные воины, хотя и пришли в замешательство от первого удара, потом оправились от потрясения, теснее сдвинули ряды и стали отражать натиск противника. За этим последовало упорное и тяжелое сражение. Когда обе стороны были по-прежнему уверены в своей будущей победе, стало известно, что к месту боя подходят легионы. При этом известии противник упал духом, и галльские воины стали разбегаться кто куда. Но тут они попали в свою собственную западню: лес и река отрезали им пути к отступлению, и большинство из них были убиты.
Это поражение, хотя и не было гибельным для белловаков, учитывая их многочисленность, полностью лишило их мужества. Когда лучшие бойцы племени оказываются уничтожены, оставшаяся толпа не имеет сил для борьбы. Поэтому еще до того, как Цезарь успел подойти к их лагерю, который находился на расстоянии восьми миль от поляны, белловаки прислали послов для обсуждения условий сдачи. Коммий, увидев, что игра проиграна, бежал к германцам, несомненно продолжая надеяться, что сможет убедить их возобновить войну.
Так была разгромлена последняя армия бельгов. Цезарь снова разделил свои войска: нас послал в Бретань и Юго-Западную Галлию, а тех, кем командовал сам, снова повел в земли эбуронов. Этот несчастный народ не нанес ему никакой новой обиды: они всего лишь с трудом прибрели обратно в свои разоренные дома и пытались отстроить их заново. Но стало известно, что Амбиорикс скрывался среди их холмов, и Цезарь решил, что если он не может схватить их вождя, то еще раз прольет кровь этого народа, чтобы отомстить за прошлое. Он хотел, чтобы эбуроны ненавидели Амбиорикса за судьбу, которую он на них навлек.
Этот поход был таким же, как предыдущий, – сожженные хижины, раздувшиеся трупы, захват жалкой
