для поездки. Когда он будет готов, приведи его ко мне. Фирмий пусть пока сложит его вещи. В седьмом часу вы все отправитесь в Путеолы. Приведите повара. Провизии должно хватить до самых Афин. Нужны две повозки. Пришлите ко мне кучера, пусть сам выберет возничих. А конюх пусть возьмет трех человек для лошадей молодого хозяина. Вещи доставят позднее. – Весь дом пришел в движение, а Лентулий уселся на стул, не в силах более скрывать гложущую тревогу. Его распаленное воображение рисовало страшные картины того, что мог натворить его сын.
Вновь пришла Фаустина, и Лентулий изумленно уставился на нее. Он уже позабыл о Терентии, но присутствие Фаустины напомнило ему о жене.
– Твоя госпожа уже спит?
– Она очень устала, бедняжка, – тепло произнесла Фаустина, – она так страдает, ее нервы на пределе. Неудивительно, после всех этих несчастий… Но в этот раз, сказала я ей, за ней будут ухаживать с самого начала, так что все будет хорошо.
Лентулий удивился. Происшествие с сыном так сильно выбило его из колеи, что он заговорил с Фаустиной так, словно она не была рабыней и не должна была получать свою ежедневную порцию снисходительности и твердости.
– Ты хочешь сказать, Фаустина?..
Фаустина заговорщически хмыкнула, глядя на него с негодованием, словно заправская повитуха:
– Да, она ждет ребенка. Мы позаботимся, чтобы она хорошо ела и отдыхала. И все будет хорошо с помощью богини Люпины.
Лентулий не поверил ей, потому что его мечты уже три раза рассыпались в прах. Однако в глубине души вспыхнул огонек надежды. На мгновение неприятности с Терентией отошли на второй план. Они не любили друг друга, но Терентии был нужен ребенок.
Лентулий был счастлив, но в то же время осознал, как мало внимания уделял он своему сыну. Они с Квинтилием могут замять этот скандал, но последуют другие. И все же Лентулий не такой уж плохой человек. У него есть моральные ценности, которые ведут его по жизни. Он один из тех уважаемых людей, благодаря которым Рим достиг величия и расцвета. И пока он стоял, ожидая сына, то действительно казался таким – высоким могущественным человеком, несущим на плечах бремя мира, теперь уже очень отличного от того, в который привык верить.
Деньги
– Это может принести деньги! Много денег! – величественно изрек Юстус. Обычный человек приберег это восклицание для более торжественного случая, потому что цирюльник как раз приподнял голову Юстуса, чтобы подстричь волосы на затылке. Но Юстус был выше предрассудков.
– Неужели? – Добродушные глаза Флакия расширились, и он скользнул взглядом по скамье, на которой сидели ожидающие своей очереди стричься. – Но это ведь не сапожное ремесло.
Юстус закатил глаза и неподвижно уставился на Флакия, ткнув в его сторону дрожащим от волнения пальцем.
– В наше время нужно уметь не только торговать. Вы, фракийцы, даки и иже с ними, этого не понимаете. У вас нет воображения. Чтобы жить в Риме, нужно иметь мысли в голове.
Флакий развел мозолистыми руками, потемневшими от въевшейся в ладони мельчайшей кожаной пыли. Казалось, вся долговязая фигура сапожника пропиталась запахом кожи, отчего его болезненное лицо приобрело темно-рыжий оттенок, прерываемый сетью мелких трещинок в местах, где лоб Флакия избороздили морщины и складки.
– Мы не можем разбогатеть из-за болезней. Все время болеем, особенно Присцилла. Похоронили четверых детей…
Юстус, чье жилистое тело, по-видимому, никогда не страдало от малярии, холеры, чумы и других болезней, сметающих целые кварталы Рима, был рад высказать свое непреложное мнение по данному вопросу.
– Все болезни от мяса, – немедленно сообщил он Флакию, кивнув головой, когда цирюльник наконец на время оставил его в покое, чтобы поплевать на бритву и наточить ее. – Послушайся моего совета, никогда не бери в рот колбас, сала, даже косточку из супа. И никогда не верь врачам. Ступай к богу здоровья и принеси ему жертву, скажем, раз или два раза в год. Пусть он позаботится о тебе. Не употребляй в пищу тесто, потому что там полно жира. Никогда не ешь в тавернах. Никакой рыбы. Не доверяй пище, если не видел, как ее приготовили. Если постараться, то можно легко избежать всех болезней. Но больше всего опасайся яиц. Я к ним никогда не притрагиваюсь.
– Присцилла обожает яйца. И выпечку, – покачал головой Флакий, сомневаясь, что ему удастся отучить Присциллу от пагубной привычки.
– Это же чистый яд! – заключил Юстус, прежде чем вернуться к тому, что было у него на уме. – Беда в том, Флакий, что ты не хочешь думать. Взять, например, вопрос об изучении характера покупателя… Если бы я не притащил тебя сюда побриться, ты бы совсем опустился. Хорошо, когда умеешь шить башмаки, но, чтобы продать их, нельзя выглядеть как старый козел, больной чесоткой. Послушай, что я тебе скажу…
– Убирайся отсюда! – заорал цирюльник, сделав бросок вперед, сопровождающийся угрожающим щелчком ножницами и нацеленный на осла, который тащился по улице слишком близко к стене и успел сбить горшок с горячей водой, принесенный мальчиком-рабом и поставленный под рукой. Оружие цирюльника не могло причинить вреда, потому что осел был невидим под огромной кучей соломы, торчали только уши и четыре ноги, однако возница не на шутку разъярился.
– Убери с дороги свои грязные горшки! – завопил он. – Кто дал тебе право занимать всю улицу? Ты, старая обезьяна! Блоха прыгучая! Оставь-ка в покое почтенного осла, а то я пройдусь дубинкой по твоим плечам! Ты, уличная шавка, как ты смеешь повышать голос на знатных людей?
– Я тебя раскрою! – рычал цирюльник, щелкая ножницами в воздухе. – Ты что, слепой? Это был новый горшок, он стоил серебряную монету. Я вырежу ее из твоей шкуры!
– Драка! Драка!
На улице собиралась толпа, оживленная предстоящим развлечением. Но осел, не обращая ни малейшего внимания на людские страсти, продолжал свой путь, так что возница был принужден поторопиться за ним вслед.
– Послушай меня, – начал Юстус, воспользовавшись удобным случаем, – никто не захочет ходить к цирюльнику, который нападает на людей с ножницами. Но разве цирюльник старается умерить свой пыл? Посмотри на этого человека и на этого… Они не брились уже больше недели! А все почему? Цирюльник их распугал.
– Это я отпугиваю людей? – Цирюльник, которого лишили возможности подраться, набросился на Юстуса, чьи громкие замечания вызвали улыбки на лицах прохожих. – Я тебе покажу! Я тебе нос отрежу!
Цирюльник схватил бритву, но Юстус уже вскочил и сбросил на пол простыню:
– Брить не надо. Я просил только постричь. Вот тебе медная монета за труды. Не трать на меня время, посмотри, сколько вокруг волосатых лиц. Вот хотя бы этот. Только посмотри на него! Кто-нибудь скажет мне, есть у этого человека лицо или нет? Э, нет, хочешь улизнуть? Не выйдет! Вот так-то лучше. Ведите его сюда. Отнесись ко всему со смирением. Да есть у него лицо, друзья мои? Ну, теперь вы видели! Тебе нечего бояться, приятель. Скоро все узреют твой лик. – Бережно развернув простыню, Юстус обернул ее вокруг шеи своей жертвы и усадил на стул усмехающегося и покорного бородача.
– Старина Юстус! Все тот же!
– Кто это? – Юстус уставился на крупного мужчину с волосатой грудью и окладистой бородой. – Твой голос мне знаком, но из-за этой густой растительности… Неужели это Деметрий? Ты следующий! Флакий, подвинься! Отлично, друзья мои. Усадите его. Будешь следующим.
Прежде чем осчастливленный цирюльник полностью отдался своему деликатному ремеслу – бритью без использования масла и мыла, прежде чем успел кого-нибудь порезать и воспользоваться мягкой тканью для остановки крови, Юстус заполнил скамьи рабочими, которые не очень охотно, но в общем со смехом принимались удерживать от бегства новичков. Бедный Флакий, которого почти вытеснили, сделал незаметное движение к дверям. Однако Юстус остановил его.
– Бесплатное бритье для моего друга, – царственно заявил он. – Имей терпение и подожди до
