Раненый камень

Ты помнишь лето? Лес, трава кругом
И пятна крови нашей или вражеской.
С тех пор мне росы на лугу лесном
В закатном блеске алой кровью кажутся.

Мне и зима запомнилась навек.
Осевший снег в начале марта месяца.
С тех пор, когда я вижу талый снег,
Мне пятна крови на снегу мерещатся.

Мы были крепки, каждый как скала.
Мы кладь несли, не чувствуя усталости,
И та беда, что где-то нас ждала.
Являла облик смерти, а не старости.

Не виделась нам старость впереди,
А нынче — еду ль, за столом сижу ли я —
Все чаще руку подношу к груди,
Каким-то чудом не задетой пулею.

Все чаще наяву или во сне
Те мальчики, не ставшие мужчинами,
В бинтах сырых являются ко мне,
И лица их не тронуты морщинами.

Мне видятся огонь и облака,
И пулеметчики и пулеметчицы,
И степь, где скачет конь без седока
И повод по земле за ним волочится.

Перевел Н. Гребнев

ТЕНЬ ГОРЫ

Он был горой. Ты — тень его. Ну что ж,
Быть тенью при горе не просто тоже.
Но все равно — пусть трудно ты живешь,
Ты тень горы и без горы не можешь.

Да, нелегко призвание твое —
Служить горе всю жизнь, не уставая.
Он был горой. Ты — тенью от нее.
Но у большой горы и тень большая.

Перевел Н. Коржавин

СОЛОВЬИ

Михаилу Дудину

Ты помнишь весной Фирюзу и ее соловьев,
Что пели весь вечер уверенно, самозабвенно,
Как пели Хафизу когда-то за далью веков?
Мы слушали их, и сливались для нас постепенно

Грядущее с прошлым. Дождь хлынул на землю потом
И мир освежил, как сердца соловьиное пенье.
Кто выдумал глупо, что стала та песня старьем?
Она, как и дождь и рассвет, не подвластна старенью.

Не могут вовек устареть ни слова о любви,
Ни то, как на склоне спокойно кизил созревает.
Ни речка, под солнцем несущая воды свои,
Ни море, которое только живущим бывает.

Ты помнишь весной Фирюзу и ее соловьев,
Что пели и пели, сливаясь с дыханием ночи,
Как в древние годы? В их пении — голос веков
И голос всей жизни: «Земля, я люблю тебя очень!»

Перевел Н. Коржавин

СИМОНУ ЧИКОВАНИ