— Почему ты спрашиваешь об этом, римлянин?
— Говори, что случилось?
Станий издевательски усмехнулся:
— Вы говорите, что знаете ее. Прекрасно! Тогда ответьте мне, легату римской империи, где живет эта Анна, дочь уважаемого Минареффа, и чем занимается?
— Не слушайте его, люди! — попытался высвободиться из объятий солдата Минарефф. — Он…
Третий солдат, вышедший со двора, ловко выхватил из ножен короткий меч и рукоятью его наотмашь ударил Минареффа по голове.
— Защитите-е-е! — закричала Зия-двужильная и вырвалась у солдата из рук, кинувшись к оседавшему на землю Минареффу. А солдат, что его ударил, крикнул толпе:
— Легата римской империи не перебивать!
— Так знает кто-нибудь или нет, чем занимает Анна в Ершалаиме? — этот вопрос Стания-младше вновь обратил взгляды сидевших к нему.
Несколько женских голосов, перебивая друг друг объяснили Станию, что Анна состоит в Ершалаиме служанках при жене высокопоставленного чиновник И что та относится к Анне почти как к дочери.
— Да?! — воскликнул Станий и расхохотался. Смехом из Преисподней. — И кто ж вам такое сказал?
— Зия-двужильная, мать ее, — последовал растеряй ный ответ. Все уже чувствовали, что весь этот расспрос римлянин затеял не просто так, что, видимо, рассказЗии-двужильной были неправдой.
Станий посмотрел на толпу с сожалением. Потом повернулся к Анне и тихо спросил:
— Ну что? Ты передумала?
— Нет.
— Будь же ты проклята! — прохрипел Станий попрежнему тихо. И чтобы страх, охвативший его при этих словах, не пересилил, не помешал ему сделать то, что он сделать хотел, Станий резко отвернулся от Анны, аж что-то хрустнуло в шее, и повысил голос: — Так знайте же, люди богочестивой Гинзы, люди, чтущие законы своих прародителей!.. Анна, дочь Минареффа и Зии, ни в каком услужении ни у какой жены никакого чиновника в Ершалаиме не состоит! Она — потаскуха! Она — блудница! Грешница, каких не видел еще даже погрязший в грехе Ершалаим… Она торгует собою и каждую ночь проводит с новым мужчиной. И берет за любовь свою деньги. Вот такая она, ваша Анна!
Сидевшие на площади ахнули. И посмотрели на Анну. В глазах изумление, страх.
— Нет! Нет! Это подлая ложь! — Зия-двужильная выпустила голову мужа, которую поддерживала руками, сидя у лежавшего на земле Минареффа.
Она вскочила и сделала шаг, чтобы броситься на римлянина, но двое солдат схватили ее и скрутили.
— Он врет! Он все врет! — кричала Зия, оказавшаяся между солдатами. — Не слушайте его, не слушайте, люди, соседи!
Третий солдат снова выхватил меч и метким движением, не задев никого из товарищей, оглушил возмущенную Зию рукояткой по голове.
Станий медленным взглядом хозяина оглядел притихших людей и насмешливо предложил:
— А давайте-ка спросим у нее у самой… Пусть нам Анна сама ответит, правду я говорю или нет… Правду я говорю или лгу? — Станий дернул Анну за руку, и жен щина наклонилась вперед, но тут же выпрямилась. И снова ее глаза устремились на Вар-Раввана.
Все смотрели на Анну. Но она видела перед собой лишь Вар-Раввана.
Проще всего ей было б сказать, что римлянин лжет. Только это сказать, и хватило б. И пусть бы тогда Станий-младший кричал, что-то доказывал, называл ее как угодно.
Кто-то поверит ему, кто-то ей. Но что недоказанно, того и нет. И можно всем говорить, что римлянин ее оклеветал. И жить вроде честной…
Странный, мягкий взгляд Вар-Раввана как бы советовал Анне: скажи правду.
Взгляд был так мягок, как бывает лишь у влюбленного. Как был, например, у влюбленного в нее без ума Лизания. Уж Анне этот взгляд знаком!
И вот на нее смотрел таким взглядом Вар-Равван.
Станий-младший хрипел:
— Так правду я говорю или…
— Правду! — тихий голос Анны услышали все.
Железное сердце Стания-младшего вроде как треснуло. В нем, в этом сердце, не знавшем пощады ни к кому из врагов, словно лопнувшая пружинка, непривычно играла надежда, что Анна откажется и не признается. Будь что будет тогда! Лишь бы…
— Ты говоришь правду! — так же тихо, но так же уверенно проговорила Анна. — Я торговала собой. Я каждую ночь спала с новым мужчиной. И брала с тех, с кем спала, деньги… Я — блудница. Я грешница. Да… Это правда.
Как хорошо, что Зия-двужильная лежала в обмороке. Иначе ее тут же хватил бы удар. От такого признания она умерла бы на месте.
Толпа загудела. Громче и громче, и громче! Толпа заревела. Раздраженно, зло, заревела с ненавистью…
— Опозорила… Всех… Всю деревню!.. Она… Потаскуха… Мерзкая тварь!..Трешница, грешница, грешница!!!
Станий умело точным движеньем перебросил свою мощную руку Анне на плечи. Резко, неожиданно надавил, и Анна упала коленями в камни, которыми неряшливо была вымощена площадь.
— Люди! — левую руку Станий выбросил вверх.
Жители Гинзы затихли.
— Люди! — повторил уже тише Станий. — Вы как следует помните ваши законы?
— Помним… А как же?.. Мы не без памяти!..
— А что, согласно вашим законам, сделать положено с грешной блудницей? С женщиной, опозорившей всю деревню к тому же? Кто скажет?
Первым ответил ему Бен-Халим:
— Блудницу, по нашим законам, надо забить каменьями..
— До смерти, — с торопливой угодливостью уточнил Акцель.
— Правильно! — Станий смотрел на толпу исподлобья, ненавидя ее и презирая. И в то же время — страшась.
Если эти люди так легко могут вынести смертный приговор ближнему своему, что же это за люди? И способны они на все…
— Правильно, — повторил он с обреченностью в голосе. И, наклонившись к Анне, шепнул: — Передумай! Прошу…
— Нет.
— Нет?.. — Станий выпрямился и прокричал: — От имени кесаря-императора я, Станий-младший Галл, легат Молниеносного легиона, ваш приговор утверждаю!.. Вот вам блудница, — он толкнул Анну в шею, и она упала на землю. — А камней под ногами достаточно… Убейте ее! Иначе я увезу ее в Ершалаим и для начала отдам на поруганье солдатам. А потом они вырежут у нее на лбу и груди надпись «Блудница из Гинзы», и мы будем отдавать ее на ночь рабам!
Толпа зарычала, потянулась к камням, в воздух взлетели палки. Детям и женщинам велено было отойти в сторону.
А побледневший, отчего борода его стала вроде черней, злой на себя, на Анну, на этих звероподобных людей, Станий был уже рядом с солдатами.
Анна же поднялась и села посреди окружившей толпы. Села с растрепанными волосами, села так некрасиво. И лицо ее в эти мгновенья утратило обычную красоту.
— До смерти! До смерти! — призывал безбородый Акцель.
— Опозорила всех! Гадина!.. Всю деревню! Грешница! Из-за нее нам всем не будет пощады от Господа…
Руки подняли взятые с площади камни. И вот уже первый из них грохнулся рядом с Анной. Это бросил
