Гошка опустил голову.
– Ах, как я всех ненавижу: и господ, и холопов. Не знаю, кого больше: тех, кто тиранствует, или тех, кто безропотно все терпит! Никуда я не пойду! – продолжала гневно Аннушка. – Скажи барину: не нашел меня, заболела, умерла… Словом, все, что хочешь! Ну, чего ждешь? Иди!
Гошка медлил.
В поисках триворовской воспитанницы он натолкнулся на дворецкого. Тот, узнав, в чем дело, серьезно сказал: «Непременно сыщи барышню. Не пойдет – уговори. Ино – быть ей в большой беде».
Едва ли Гошка справился с поручением, если бы не нашел союзника в белокуром студенте.
– Надо ли искушать провидение, Анна Александровна? Вы мою точку зрения отлично знаете. Понимаю, насколько омерзителен затеваемый спектакль. Но рано еще, Анна Александровна. Погодите немного.
– Погодите… потерпите… – Аннушка резко поднялась. – Если бы вы только знали, как мучительно жить такой жизнью. И когда это кончится?!
И на восклицание триворовской воспитанницы, слышанное уже однажды Гошкой, студент ответил почти точными словами отставного солдата Прохора:
– Кончится, Анна Александровна. Так или иначе, но кончится. И полагаю, очень скоро!
Гошка побитой собакой следовал за Аннушкой, которая твердым и решительным шагом устремилась к залитому светом дому. Стремительно, ни на кого не глядя, прошла через комнаты к гостям, без стука и резким движением отворила дверь кабинета:
– Звали?
Все головы повернулись к вошедшей. Мужчины бесцеремонно, с откровенным любопытством рассматривали Аннушку.
– Принеси гитару и спой нам что-нибудь, – приказал Стабарин.
Лицо девушки заполыхало огнем. Но она молча, не сказав ни слова, вышла из кабинета.
Гошка облегченно вздохнул.
– Хороша! – воскликнул граф, едва закрылась дверь.
– О, если бы вы, ваше сиятельство, видели ее мать! Дочка, слов нет, с изюминкой. Но с матерью не сравнима. Та была ослепительна!
Полное мясистое лицо Стабарина расплылось в самодовольной улыбке.
– Сколько и чего только мне потом ни предлагали за нее – не отдал. Помнится и ты, Владимир Владимирович, – обратился к Неделину, – сулил две деревни да полконюшни в придачу!
– Было. Все было… – вздохнул несколько театрально триворовский приживал.
– Было, да сплыло… – грубо и жестко сказал Стабарин.
Неделин сник и безгласно развел руками.
Аннушка, вернувшись с гитарой, присела на краешек дивана и запела. Ее голос звучал напряженно, на глаза навертывались слезы. Не дослушав до конца романс, Стабарин раздраженно прервал:
– Достаточно. Иди.
И, возвращаясь к приятным воспоминаниям, оборотился к графу:
– Да, ваше сиятельство. Тахтаушев пустяковым был помещиком – а хозяин своего слова. Обещал отдать красавицу девку за собаку и отдал. Что ни говорите, бла-агородный человек. Дворянин!
Гошка долго не мог уснуть в ту ночь. Ворочался с боку на бок в тесной и душной Мишкиной каморке. Думал с ненавистью: «Сколько от вас людям мучения и горя, поганое племя. И отчего вам дана такая власть?»
Глава 10
ПРИВЕТ ОТ САНТО СЕРАФИНО
Две недели длилась Гошкина служба при Александре Львовиче Триворове. Раздеть грузного барина, одеть. Среди ночи, по звонку, подать пить. И опять ждать, когда звякнет звонок. Спал Александр Львович плохо. В ночь по десять раз требовал то воды, то трубку, то бутылку вина, то капустного рассола, то еще чего. А что поделаешь? Приказано – исполняй.
Одно утешение – кабинет Стабарина, в который Гошка получил теперь доступ. Просторный, обставленный старинной резной мебелью, креслами и диванами, обитыми темно-вишневой кожей, он был пропитан запахами дорогих сигар и тонких французских духов. До потолка высились застекленные книжные шкафы. И повсюду, куда можно было пристроить – над диванами, камином, на дверях, во всех простенках, – оружие. Чего тут только не было! Ружья, пистолеты, кинжалы, сабли, алебарды, топоры, шестоперы – все это собиралось лет триста дедами и прадедами. Находились здесь предметы вооружения, согласно преданиям, принадлежавшие знаменитым полководцам и даже московским великим князьям и царям.
При оружии Стабарин держал троих дворовых. Оружейного мастера и двух его помощников. От них Гошка принял оружейную науку.
На памятные именины Стабарин, желая похвастаться перед графом, велел Гошке, стоявшему подле двери:
– Подай саадак царя Алексея Михайловича!
Гошка с недоумением вытаращился на Стабарина: слово «саадак» слышал впервые.
– Болван! Позови Михайлу!
