кофе, даешь туманные обещания, напоминаешь, что она должна со мной встретиться – и баста. Леш, ну что тебе стоит?
– Ладно, – вздохнул Таранов. – У тебя как у прирожденного режиссера есть дар убеждения. Нет, Валентина эта очень даже ничего. Но будь она моделью какой-нибудь или секретаршей, я бы с радостью. А тут – власть. Сгоришь, как мотылек!
Одержав победу, Будкевич вновь вспомнил о своем статусе. Голос его сделался властным.
– Давай, мотылек, лети к себе в номер. Набирайся сил перед грядущими битвами.
Таня поняла, что еще секунда – и ее обнаружат. Она отпрыгнула в сторону и в мгновение ока очутилась возле своего номера. Влетела внутрь и одним рывком захлопнула за собой дверь.
Адреналин бушевал в ее крови всю ночь. Таня ходила по комнате, теребила злосчастную занавеску и долго стояла на балконе, делая глубокие вдохи. Луна с кислым видом смотрела на нее, не предлагая утешения. Уничтожив все запасы воды, обнаруженные в холодильнике, Таня принялась пить воду из-под крана в ванной комнате. После этого она забралась под одеяло и тут же начала вертеться, вспоминая Романчикову и ее ореховые глаза, глядевшие на Таранова с прицелом. Представила, как эти двое в полдень будут пить кофе, сидя друг напротив друга. А потом, возможно, договорятся о новом свидании. Сначала они поужинают вдвоем, потом он проводит ее до дома, а там – кто знает?
Завтрак она пропустила и удивилась, почему ее не разбудила Белинда. Подруги в номере не оказалось, и Таня отправилась вниз, в ресторан. Он был практически пуст. Лишь за дальним столиком возле окна сидели Яблонская и Курочкин.
– Почему ты так ужасно выглядишь? – немедленно спросила Маркиза, как только Таня поздоровалась. – Ты же вчера на банкете почти не пила?
– Я напилась в номере, когда вернулась, – коротко ответила та, заказав чашку кофе без молока.
– После первого спектакля грех не напиться, – пробормотал Курочкин, ковыряясь в тарелке. Вид у него тоже был слегка помятый.
Яблонская сидела на стуле прямо и смотрела грозно, пугая официантку, вертевшуюся поблизости.
– Не знаете, где Белинда? – спросила Таня, оглядываясь по сторонам.
Ресторанчик был маленьким и довольно чистым. Поверх скатертей лежали веселые клеенки, прижатые к столам тяжелыми белыми солонкам и перечницами. Облупленный угол маскировала кадка с ветеранской пальмой. Неистребимый запах вареной капусты выползал из кухни и тревожил обоняние.
– Белинда вот только что куда-то отправилась, – деловито сообщил Курочкин.
– А куда? – растерянно спросила Таня.
– Понятия не имею.
– Он с ней не общался, с твоей Белиндой. Он за ней из окна наблюдал, – сердито добавила Маркиза и неожиданно набросилась на мужа: – Старый сатир! Все бы ему на девочек заглядываться! Представляешь, – развернулась она к Татьяне, – увидел вчера вечером какую-то бабу с балкона, так его аж переклинило. Спать мне не давал, то и дело вскакивал, прокрадывался к окну и выглядывал вниз. Все проверял – там она или нет.
– Ну, что ты, Маня! – возмутился сатир, бегая глазами по сторонам. – Я просто хотел подышать воздухом. После таких-то нагрузок на организм разве сразу заснешь? Какая баба? Зачем мне баба?
– Не знаю, зачем тебе баба, – продолжала наступать Яблонская. – Я была уверена, что уже ни за чем. Ан нет! Все туда же.
Таня немедленно вспомнила свои ночные метания и сочувственно сказала:
– А мне сегодня тоже не спалось. Ночью здесь тихо, и цветы так пахнут!
Яблонская посмотрела на нее с неудовольствием и, отправив в рот кусок сыра, спросила:
– Ты тоже ее видела?
– Кого?
– Ту женщину. Она слонялась под окнами гостиницы и все смотрела наверх. Я хотела ее пугнуть, но Андриан так всполошился, что пришлось остаться в постели. Боялась, что если я вмешаюсь, его хватит удар.
– Вы и вправду видели какую-то женщину ночью под окнами гостиницы? – у Тани неприятно засосало под ложечкой.
Ей пришла в голову идиотская мысль о том, что мэрша, влюбленная в Таранова, провела ночь под окнами его гостиничного номера, вздыхая и тоскуя. Какая чушь лезет в голову!
– Я ее видела только одним глазом, – ответила Яблонская. – Волосы у нее такие белые и длинные, ну прямо как у Светличной в «Бриллиантовой руке». И одета она была во что-то розовое.
– Нет, она была в красном, – подсказал Курочкин. – Очень красивый цвет.
– Слишком агрессивный, – отрезала Маркиза. – Ты просто ребенок, Андриан. Соблазняться женщинами, которых видишь из окна гостиничного номера, так же пошло, как выбирать невесту по объявлению.
– Я не собирался на ней жениться! – стал защищаться Курочкин. – Я просто смотрел на ночной город. А она стояла внизу. Я на нее тоже смотрел. Разве нельзя?
– Нельзя, – отрезала Яблонская. – Ты всегда привлекаешь к себе всякую дрянь. У тебя вообще все не как у людей. Вот скажи, куда ты подевал портсигар?
– Какой портсигар? – удивилась Таня и быстро взглянула на Курочкина. Вся труппа знала, что Андриан Серафимович покуривает тайком от жены. Неужели она его все же застукала?
Яблонская сжевала еще один кусок сыра, сделала большой глоток чая и пояснила:
– А тот, которым он пользуется по ходу спектакля.
– Да-да, мой реквизит, – подхватил Курочкин, оживляясь. – Он куда-то делся. Я уже сказал Белинде, чтобы она раздобыла новый.
– Кстати, твоя Белинда, наверное, ушла искать табачный магазин, чтобы купить портсигар для вечернего спектакля, – высказала свое мнение Яблонская. – Она девица хоть и вредная, но ответственная.
«Можно подумать, ты полезная», – хмыкнула про себя Таня. Иногда ей было жаль Курочкина. Его всем было жаль. Один Таранов считал, что тот добровольно прирос к своей супруге, как гриб к березе, и без нее вряд ли сумеет удержаться на плаву.
– Ты Алика сегодня видела? – продолжала допрашивать Маркиза.
– Сегодня нет, а что?
– Хотела убедиться, что перед сегодняшним спектаклем Вадик больше не будет слоняться по фойе. К тому же неплохо было бы услышать от режиссера что-нибудь приятное. Похвалу моему таланту, например.
– Он уже всех похвалил вчера, – напомнил Курочкин.
– Твои «все» меня мало волнуют. Меня волную только я, и это секрет моего хорошего самочувствия. В конце концов, премьера прошла отлично, можно было сказать мне несколько теплых слов, – продолжала ворчать Яблонская.
Таня тоже считала, что премьера прошла отлично. Все-таки спектакль еще не обкатали, да и место новое. Несмотря на недавнюю реконструкцию, о которой вчера упоминал Будкевич, сцена была довольно маленькой и, невзирая на все старания Веленко, какой-то темноватой. Из-за этого артисты, привыкшие к простору столичных подмостков, постоянно норовили свалиться в первые ряды партера на головы местной публики, восторженно на них взиравшей. Но – обошлось. Таня с удовольствием вспомнила бурные аплодисменты не только после каждого акта – едва ли не после каждой сыгранной сцены.
– Я вчера на банкете устроила «разбор полетов», – поделилась с ней Яблонская. – Хотела к чему-нибудь придраться.
– Или к кому-нибудь, – поддакнул Курочкин.
– И не нашла – к чему! Можешь себе представить?
Такое можно было себе представить с большим трудом. Женщины, подобные Маркизе, способны найти изъян даже в таблице умножения.
В спектакле Яблонская и Курочкин играли роль матери и отца главной героини, то есть Тани. Рысаков был ее женихом, а Таранов – братом. Оба лезли из кожи вон, стараясь переиграть друг друга, и просто блистали на сцене. Даже Анжела в скромной роли невесты брата была очень мила и естественна.
– Ну, разве что Брагина на пожилую служанку не тянет, – неожиданно вынесла приговор Яблонская. – А
