– И вернул их на место. А потом вообще решил избавиться от них, и тогда они исчезли окончательно. Когда ты стала настаивать на том, что их нужно сдать в милицию.
– Но зачем он брал туфли из гримерки? Что, обувных магазинов в городе нет? Их вот Рысаков увидел в самый неподходящий момент…
– Пока я не могу этого объяснить.
– А что за история с портсигарами? – вслух размышляла Таня.
Дворецкий задумчиво посмотрел на расстроенную девушку, потом устало провел рукой по лицу:
– Послушай, Таня, я вот что хочу сказать. На самом деле мне, наверное, не стоило бы делиться с тобой всеми подробностями проводимого расследования. Но я подумал, что, во-первых, ты и так уже слишком много знаешь обо всем происходящем. Во-вторых, я тебе целиком и полностью доверяю. Но главное то, что когда я излагаю информацию вслух, мне удается быстрее анализировать факты и соединять воедино разрозненные кусочки. И еще ты очень помогаешь мне своими наводящими вопросами…
– Спасибо, – уныло откликнулась Таня, которая уже и сама не знала, хорошо или плохо слишком много знать о таких опасных вещах.
– Но я, собственно, к чему веду, – продолжал Дворецкий развивать свою мысль. – Ты должна собраться с силами и не выдать нас. Если ты хотя бы жестом или взглядом покажешь Будкевичу, что подозреваешь его, он станет неуязвимым. Он уничтожит все следы. Он оборвет связи со своей сообщницей. И два убийства останутся безнаказанными. Пообещай, что ты будешь сильной.
– Я буду, – кивнула Таня, сжимая пальцы в кулак. – Я актриса и смогу сыграть все, что угодно. А вообще, Валер, ты зря беспокоишься. Происходит столько невероятных событий, все так нервничают, что даже если я поведу себя неадекватно, Алик никогда не догадается, с чем это связано.
Дворецкий задумчиво кивнул, а потом словно между прочим спросил:
– Слушай, а что это вы с Белиндой в последнее время почти не общаетесь? Я поначалу волновался, ведь вы подруги, и ты могла бы выболтать ей какую-нибудь конфиденциальную информацию…
– Нет! – гневно оборвала его Таня. И даже вскочила на ноги. – Ты не смеешь подозревать Белинду! Она очень хорошая…
– Иногда мне кажется, что это моя карма – подозревать хороших людей. Я ни в чем ее не обвиняю, но ты сама говорила: она что-то скрывает.
– Мало ли что она скрывает! Может быть, ей сделал предложение руки и сердца король Брунея?! Или она подожгла меховое ателье… Или угнала бульдозер, и теперь ее ищет строительная мафия… С ней вечно случаются какие-то невероятные вещи!
На самом деле Дворецкий подметил абсолютно верно – в последнее время Таня и Белинда почти не разговаривали. В глубине души Таня никак не могла смириться с тем, что у подруги есть от нее какая-то тайна. Однако признаваться в этом Дворецкому она не собиралась.
Чувствуя, что Таня рассердилась, ее собеседник решил сменить тему.
– Кстати, давно хотел спросить… А отношения Белинды с Веленко – это серьезно?
– Хороший вопрос, – ответила Таня, успокаиваясь. – Лично я думаю, что нет.
– Странно, кажется, эти двое просто неразлучны. Я слышал, что сегодня они с утречка пораньше уехали купаться на озера. Похоже на романтическое путешествие…
– В Белинде не больше романтики, чем в дверном косяке, – фыркнула Таня.
– Да уж, – согласился Дворецкий, – по-моему, она ужасная язва.
– Это точно, она будет язвить даже на смертном одре. И все же я думаю, что Белинда просто пока не видит повода отшить настырного Вадика. А когда она влюбится, я сразу это почувствую.
С самого утра Анна Потаповна, нанятая Будкевичем для ухода за Курочкиным, отчаянно пыталась дозвониться до своего работодателя и сообщить, что ее подопечный сбежал. Однако Алик, полностью деморализованный убийством Барабанова, впервые в жизни забыл о своем мобильном телефоне, и тот с разряженной батарейкой спокойно отдыхал на столике в его номере. Бедной Анне Потаповне было не по себе: ведь она не справилась с работой, за которую ей хорошо заплатили. Поэтому честной женщине ничего не оставалось делать, как лично отправиться в Приозерск.
Она знала только один способ проникнуть в театр – это купить билет в кассе. Пройдя через контроль, Анна Потаповна одной из первых прорвалась в зал, рассчитывая сразу же проникнуть за кулисы. Однако бдительные билетеры напали на нее возле самых ступенек и ни за что не хотели пропускать, хотя она и пыталась внятно объяснить ситуацию.
Когда погас свет, на нее зашикали, и Анне Потаповне пришлось временно отступить. Она долго искала свое место, которое оказалось откидным. Отличавшаяся завидными габаритами Анна Потаповна долго примеривалась, боясь опустить свой зад на хрупкую с виду дощечку. Минут через пять, убедившись, что сиденье справляется с ее весом, страдалица удовлетворенно вздохнула и устроилась поудобнее. Тут же весь ряд медленно накренился и начал приподниматься с другого конца. Раздался душераздирающий скрип и писк двух девчушек, которые взмыли вверх вместе со своими креслами.
– Сегодня в зале ужасно нервная обстановка, – недовольно заявила Маркиза после первой сцены. – Такое впечатление, что все зрители ерзают и скрипят креслами. Хотела бы я знать, это потому что им нравится то, что мы делаем, или наоборот?
Воспользовавшись небольшой паузой между актами, билетеры решили пересадить Анну Потаповну на другое место, но потерпели фиаско, поскольку дама попросту не смогла протиснуться между рядами. Тот тип, который занимался обустройством театра, вряд ли рассчитывал на столь тучных зрителей. В конце концов Анна Потаповна снова кое-как устроилась на самом краешке своего откидного места и на некоторое время замерла. Однако бедняга ужасно нервничала, поэтому просто не могла сидеть спокойно. Она постоянно ерзала, и над залом проносился длинный пронзительный скрип, который мог свести с ума святую, а не то что Марию Кирилловну Яблонскую. В конце концов произошло то, что и должно было произойти: злосчастное откидное кресло издало длинный прощальный крик и с хрустом обломилось. Анна Потаповна рухнула на пол и здание театра содрогнулось. Зал, уже давно готовившийся к чему-то подобному, разразился дружным хохотом.
Кое-как доиграв второй акт, рассвирепевшая Маркиза прибежала за кулисы вся в гневном поту и принялась поносить бездарную публику. Между тем сердобольные зрители помогли Анне Потаповне подняться на ноги, и она встала у стены недалеко от сцены, пытаясь сообразить, что же делать дальше. Отказываться от своей цели проникнуть за кулисы сиделка не собиралась. Поэтому, когда в перерыве между актами в зале медленно померк свет, Анна Потаповна не преминула воспользоваться моментом и с невероятным проворством метнулась к маленькой лесенке в самом углу.
Всего несколько ступенек – и она уже очутилась за кулисами. Отодвинув рукой один тяжелый занавес, Анна Потаповна тут же уткнулась носом в другой. Она двинулась влево, потом пошла вправо и, разумеется, быстро потеряла всякие ориентиры. Анна Потаповна вконец запыхалась, барахтаясь в бархатных занавесках, и на минуту остановилась, чтобы немного передохнуть. В следующий момент случилось непостижимое – занавес разъехался, и свет рампы осветил несчастную женщину с ног до головы. Прямо под ней простирался полутемный зрительный зал, и от ужаса у бедняги отказали не только ноги, но и мозги.
Первым в следующем действии на сцене появлялся Рысаков. Выходил он, насвистывая, и должен был произнести вслух фразу: «Любопытно, куда все подевались?» Рысаков действительно вышел и уже произнес слово «любопытно», когда увидел, что прямо посреди сцены стоит неизвестно кто в цветастом платье и с бантом в волосах. Сначала ему показалось, что это Маркиза, которая на нервной почве что-нибудь перепутала, но тут же понял, что ошибся. Посреди сцены, боком к зрительному залу, замерла совершенно незнакомая толстая женщина. Она не шевелилась и своей неподвижностью напоминала один из предметов обстановки – какой-нибудь комод или шкаф.
– Любопытно, – во второй раз сказал Рысаков и, приблизившись к женщине, обошел ее по периметру.
Незнакомку нельзя было назвать прекрасной, даже обладая неважным зрением и добрым сердцем. Состояние ее Тихон на глаз оценил как коматозное.
– Любопытно, – заметил он в третий раз и потер подбородок. – Судя по всему, мой будущий тесть нанял новую служанку. Чем, интересно, ему не угодила прежняя? Наверное, она воровала ложки из буфета, – сделал он неожиданное предположение. – Почему-то слуги всегда крадут ложки… Насколько мне известно, к ним они испытывают настоящую страсть.
