убежден, что, бросив жену, он делает ее несчастной!
Она выпрямилась, гордо вскинув голову. За одну ночь лицо ее помолодело лет на десять, морщины на лбу расправились, на губах сияла улыбка. Казалось, Мария Кирилловна еле сдерживается, чтобы не пуститься в пляс.
– Впервые с тех пор, как я взвалила на себя этот груз, я чувствую себя по-настоящему свободной! – пояснила она потрясенным собеседникам. – Под грузом я подразумеваю свой брак, разумеется.
– Хотите сказать, вы рады, что Андриан Серафимович от вас сбежал? – спросила Таня, не веря своим ушам.
– Рада? Танюша, это слишком слабо сказано. Я просто счастлива, – ответила Яблонская с таким чувством, что впору было прослезиться.
– Но почему же вы с ним не развелись, если брак вас так сильно не устраивал? – продолжала допытываться Таня, на ходу переосмысливая все то, что знала про их отношения с Курочкиным до сих пор.
– Как я могла бросить эдакое беспомощное, совершенно неприспособленное к жизни существо? Вы же его видели! – воскликнула Маркиза. – Когда он надевал мне на палец кольцо, я обещала быть с ним в болезни и здравии… Слава Богу, не смерть разлучила нас, а всего лишь фермерша из-под Ордынска. У меня грандиозные планы! – вольно махнув рукой, поделилась Маркиза со своими собеседниками. – Я поеду путешествовать, решено. Выберу себе огромный чемодан, накуплю кучу платьев и позвоню в лучшее турагентство страны!.. У меня есть знакомый профессор археологии, который с удовольствием составит мне компанию.
– Боже мой, – пробормотала Таня, без сил опускаясь на стул.
Вот так живешь рядом с человеком и думаешь, что многое о нем знаешь. А потом оказывается, что не знаешь ничегошеньки.
– Не расстраивайтесь, господин сыщик, у вас просто был неверный посыл! – заявила Яблонская и снисходительно потрепала Дворецкого по плечу. – Порой, когда строишь свои теории, следует посмотреть на проблему под другим углом. И тогда, возможно, вы совершите какое-нибудь потрясающее открытие. Идите, идите, молодые люди. Оставьте меня наедине с моей радостью!
Ошарашенная Таня вывалилась в коридор первой. Дворецкий двинулся было следом за ней, но внезапно замер на месте.
– Ах, ты! – пробормотал он так, словно у него заболел зуб. И даже за щеку схватился.
– Что с вами такое? – поинтересовалась Маркиза.
– Неверный посыл! – сказал Дворецкий, посмотрев на нее обалдевшими глазами. – Главный посыл был неправильным! Мария Кирилловна, я люблю вас!
– Надо было приходить тридцать лет назад, – проворчала она и подтолкнула его в спину. – Тогда бы вы застали меня дома. А сейчас я уже – фьють! – отправилась в круиз по Средиземному морю.
Тем временем бывшая сиделка Курочкина Анна Потаповна ехала домой. Вернее, это так считалось, что она едет. На самом деле она застряла в Приозерске. Ей редко выпадала возможность попутешествовать, поэтому она решила, раз уж представился случай, побродить по городу и поглазеть на витрины. Считается, что женщина с годами вроде бы как лишается части чисто женских черт. Вместе с красотой лица и упругостью кожи уходит желание наряжаться в красивую одежду, покупать всякую милую ерунду… Анна Потаповна лучше всех знала, какое это страшное заблуждение. Несмотря на то что с некоторых пор душа ее поселилась в квадратном теле, обремененном всяческими недугами, ей по-прежнему хотелось всего того, чего хочется молодой представительнице прекрасной половины человечества.
Анна Потаповна стояла возле витрины магазина женской одежды с непонятным названием, написанным нерусскими буквами, и неотрывно смотрела на манекен. Манекен был толстым, как она сама. Однако на нем было надето невероятной красоты красное платье с клапанами и атласными отворотами, которое пленило ее сердце. Анна Потаповна представляла себя в этом платье на дне рождения подруги и замирала от восторга.
Денег на покупку у нее не было. Те, что заплатил Будкевич еще раньше, она оставила дома, а только что полученной премии на такую красоту не хватило бы.
Дрожащими руками Анна Потаповна достала из сумки кредитную карточку, золотую, как кусочек солнца. На ней были написаны чужое имя и фамилия – Алина Барабанова. Конечно, карточку владелица давно могла заблокировать. Более того, на ней могло вообще не оказаться денег. Но Анна Потаповна почему-то думала, что это не так.
О том долгом пути, который проделала эта карточка, доподлинно не знал, пожалуй, никто. Перед тем как ехать к Будкевичу в Приозерск, покойный ныне Барабанов, рассерженный тем, что жена потратила на поддержку какой-то дурацкой рок-группы огромную сумму денег, решил перекрыть ей кислород и отобрал у нее кредитную карточку.
Когда возле театра на руки ему упал бездыханный Курочкин, Барабанов полез во внутренний карман пиджака и достал оттуда конверт, чтобы обмахивать пострадавшего. Кредитка незаметно выскользнула вместе с конвертом и осталась лежать на земле возле потерявшего сознание Андриана Серафимовича. Пришедшая ему на помощь Надежда Морошкина подняла карточку и положила Курочкину в карман, решив, что она выпала именно оттуда. Позже тот долго думал, откуда у него чужая кредитка, и в конце концов пришел к выводу, что она находилась в той одежде, которую он стащил в приемном отделении больницы перед побегом. Поэтому, провожая Анну Потаповну обратно в Ордынск, он отдал ей позаимствованное барахлишко с просьбой вернуть его обратно в покинутое им лечебное учреждение. Злосчастную кредитную карточку он аккуратнейшим образом завернул в штаны и кофту.
Именно эту кредитную карточку держала сейчас в руках Анна Потаповна. Она отчаянно надеялась, что из уважения к ее возрасту продавцы не станут к ней придираться и не потребуют паспорта. Они просто выдадут ей чек, и она напишет на нем: «Барабанова». И платье, завернутое в тонкую хрустящую бумагу, окажется у нее в руках.
Ровно в два часа ночи в номер Будкевича постучали. Он не спал, а сидел перед распахнутым окном и бездумно смотрел в небо. Небо навевало на него тоску. Звезд не было, и оттого казалось, что город окутали плотной черной тканью, которая мешает дышать полной грудью. В пепельнице лежала дымящаяся сигарета, о которой он, кажется, позабыл.
Услышав стук, Алик встал и подошел к двери.
– Это ты? – сердито спросил он, отступив в сторону. – Ты зачем пришел?
– Нам надо поговорить.
Поздний гость шагнул в комнату и быстро огляделся по сторонам.
– О чем нам теперь говорить, когда ты столько всего натворил! – прошипел Алик.
– Ты о чем это? – спросил ночной гость и поманил Будкевича к себе. – Пойди сюда, а то нас будет видно через окно. У тебя занавеска неплотно закрыта.
– Ну и что? – агрессивно спросил Алик. – Мне нечего бояться, а вот тебе есть чего! Зачем ты ударил Курочкина камнем по голове? Ты мог его убить. Мало у нас неприятностей! Зачем, зачем, объясни мне, я хочу знать!
– Не кипятись, – тихо сказал гость. – Ты шумишь, а это только хуже.
– Я хочу знать, – уперся Алик. – Я имею право знать!
– А не надо было ему говорить всякие гадости об актерской профессии, – резко бросил визитер. – Ты знаешь, как я к этому отношусь. Актеры – избранные! Талант дается им при рождении, и никакие там актерские школы, никакие там студии не могут ничего изменить! А Курочкин ходил и репетировал, что он скажет своей жене, когда соберется слинять от нее. Он нес такую отвратительную чушь! Будто бы быть актером – это тяжкое бремя. Будто это худшее, что могло с ним случиться. Я не мог этого вынести…
– Почему было просто не уйти?!
– Меня охватила такая ярость… Ты же знаешь, какая во мне живет сила! Ты сам говорил, что эту силу следует растить, как цветок!
– Я не думал, что она опасна для окружающих, – пробормотал Алик, глядя на своего визави во все глаза. – Постой-ка, – пробормотал он, – а ты не… Господи, кажется, я начинаю понимать! Потрясающая сила, талант… Может быть, ты меня обманул? Может быть, это ты приходил к Романчиковой тем вечером после премьеры? Я помню, как она говорила на банкете, что очень любит актеров и сама мечтала быть
