Я подчинилась. Он осторожно обнял меня, и я тут же зажмурилась, уткнувшись носом в его плечо. Мы начали медленное движение под чудесную музыку, и мне показалось, что мир слетел с катушек, раз я нахожусь в объятиях мужчины моей мечты и еще не умерла от счастья.
– Эй, – через некоторое время позвал Горчаков. – Ты не смотришь!
– Извини, – опомнилась я. – Я увлеклась.
И тут же увидела Шапкина. Все, что заставило меня расслабиться, мгновенно отошло на второй план. Я напряглась, как зверек, почуявший опасность.
– Где он? – спросил Горчаков, который обо всем догадался по моей реакции. – А, вижу. Вон он, с двумя молодцами болтает.
– Мазуренко среди них нет? – спросила я, не поворачивая головы.
– К счастью для Мазуренко, нет.
Мы подошли к Липе, и Горчаков оттеснил плечом тщедушного типа, который все это время не оставлял попыток завоевать ее внимание.
– Минуточку! – воскликнул тот. – Что-то я не понял...
– Пшел вон, – процедила я сквозь зубы. – Не для тебя девушка наряжалась.
Сморчок, ворча, отошел.
– Вон он, Шапкин, – Горчаков кивком указал в том направлении, где наш злой гений, ни о чем не подозревая, предавался веселью. – Рядом с ним нет ни одной дамы, так что вам, Липа, и карты в руки.
Она повернула голову и секунд тридцать пристально глядела на Шапкина. Затаив дыхание, мы ждали результата.
– Надеюсь, он принимает душ по утрам? – наконец спросила она.
– По моим сведениям, личная гигиена всегда была его сильной стороной, – сообщила я.
Липа, кажется, приняла мои слова всерьез.
– Ладно, годится, – заявила она таким тоном, будто мы продавали ей пылесос. – Пойду на разведку.
– Липа, – важно сказал Горчаков, – вы не должны провалить задание.
– Обещаю, он останется жив.
Она проворно сползла с табурета и, одернув свое новое ярко-голубое платье, двинулась в сторону Шапкина и двух его приятелей, которые стояли с бокалами шампанского в руках и что-то оживленно обсуждали.
– Хотелось бы мне послушать, – усмехнулась я. – Просто умираю от любопытства.
– Можно подойти с другой стороны. Видишь большую пальму в кадке? – предложил Горчаков.
– Давай попробуем!
Мы сделали круг и в конце концов очутились в тылу врага. Липа за это время уже успела разбавить тесную мужскую компанию.
– Кажется, мы попали в разгар комедии, – прошептал Горчаков, приблизив губы к моему уху. Почувствовав его близкое дыхание, я едва устояла на ногах.
– Ты что? – спросил он.
– Так, ерунда, не обращай внимания.
Липа между тем наступала на двух парней, которые до ее появления владели вниманием Шапкина. Насколько мы могли понять, они то ли подкалывали ее, то ли сказали что-то, по ее мнению, недозволенное.
– Сколько вам лет? – грозно спросила Липа, глядя на одного из них.
– Три десятка, – усмехнулся тот.
– А вам? – обратилась она ко второму.
– Примерно столько же.
– Мне кажется, – заявила Липа Шапкину, – лет тридцать назад в среде кретинов произошел демографический взрыв.
В глазах у Шапкина запрыгали чертики.
– Кажется, она его заинтересовала, – Горчаков снова наклонился ко мне. – Мы можем не беспокоиться.
– Посмотрим, что будет дальше, – шепнула я.
– А пока пойдем танцевать.
И мы танцевали. Я давно уже не испытывала такой эйфории, как в этот вечер. Выражение «потерять голову» наконец-то обрело для меня смысл. Ни о какой трезвости рассудка не могло быть и речи. Кажется, я запивала шампанское ликером, и Горчаков не пытался меня остановить.
Шапкин за все это время ни разу не отошел от Липы дальше, чем на пару шагов. В какой-то момент мы снова подкрались к ним поближе, чтобы подслушать, о чем разговор.
– Олимпия, вы божество, – бормотал сраженный наповал Шапкин.
– Зовите меня Липой.
– Как, простите?
– Липой. Ну что здесь непонятного? Это ласковое имя.
– Липа, вы божество, – повторил Шапкин, припадая к ее ручке. – Я сделаю для вас все. Все! Чего вы хотите больше всего на свете?
Липа подумала и ответила:
– Похудеть.
– Я могу устроить вас в центр эксклюзивного похудания.
– Это там, где проверяют тумбочки на ночь? Нет уж, увольте. Я хочу похудеть, но так, чтобы меня не лишали сладкого.
– В принципе, – заговорщицким тоном сообщил Шапкин, – это тоже можно устроить.
– Как?
– Физические нагрузки уничтожают калории, как голодные кошки свежую рыбу.
Липа с сомнением посмотрела на него:
– А вы, стало быть, будете моим личным тренером?
Я прыснула, а Горчаков обреченно сказал:
– Я ощущаю себя подонком. Бедная Липа!
– Почему бедная? По-моему, ей весело.
– Тот, кто постоянно острит, на самом деле чувствует себя беззащитным.
– Она не острит, – возразила я. – Это просто ее способ существования. Как же вы, мужчины, плохо понимаете женщин!
Горчаков притянул меня к себе и посмотрел в глаза:
– Да, действительно. Я, например, вообще перестал что-либо понимать.
– Прекрасный вечер, – пробормотала я, не желая поднимать личных тем.
Мне было хорошо сейчас и не хотелось заглядывать в будущее. Горчаков не стал настаивать.
Мы отправились за столик выпить по чашке кофе. Едва я сделала первый глоток, как кто-то положил руку мне на плечо. Бросив взгляд на Горчакова и заметив его любопытство, я поняла, что это не Шапкин и не Мазуренко. Облегченно вздохнув, я обернулась и едва не завопила от ужаса: передо мной стояла Томочка Хорошевская с ангельской улыбкой на лице.
– Мариша! Вот это встреча! А мы тут с приятелем гудим...
Она обернулась, ища глазами приятеля. Разболтанной походочкой к нам подошел загорелый юноша с черными, зализанными, как у латинского героя-любовника, волосами.
– Арт, – сказала Томочка. – Познакомься с Маришей Заботиной. А вы кто? – широко улыбнулась она Горчакову.
– Сергей, – представился тот, чуть привстав.
– Очень приятно.
Я так пристально смотрела на нее, что она у меня раздвоилась. «Какая она самоуверенная! Мы еле живы от страха, а она с приятелем развлекается!»
– Почему ты не вернулась домой? – не выдержала я.
– Домой? Еще чего! Целых три дня воздержания. Не с мужем же мне снимать стресс.
Арт, который вполне тянул на латиноамериканца, а мог оказаться и каким-нибудь Артуром
