лежали цапина и топор — свидетели того, что старик был и лесорубом, и на лесосплаве работал. Чего только не умели дедушкины руки!
— Я крупу принес, дедо. Что будем варить? — повторил свой вопрос мальчик.
— А? Чего? — очнулся старик от мыслей. — Давай кашу сварим. Да и огурцы соленые еще есть…
Только Мишка принялся раскалывать щепки, дверь скрипнула, и в хату вошла Маричка.
Она сняла платок, обмела веником деревянные башмаки и, тоненькая как тростинка, с тугими черными косичками, робко улыбнулась.
— Да кого ж это я вижу, люди добрые! — воскликнул дедушка, откладывая в сторону свою работу. — Садись, Маричка. Чего стоишь?
Девочка села на лавку, опустив голову от смущения. Она видела деда Микулу еще осенью — отвыкла. А раньше часто приходила к нему. Бывало, прибежит, подметет хату, помоет посуду, потом несется домой с новой сказкой, как пчелка с нектаром. Познакомилась она с дедом еще в раннем детстве, после того как ходила с Мишкой искать счастливый край.
Любила Маричка бегать к дедушке. Вот только в эту зиму из-за своей болезни она давненько не была у него.
Не была она и на похоронах Гафии. Ее мама ушла тогда к Мишке на два дня, и Маричке не в чем было выйти на улицу. Теперь девочка чувствовала себя почему-то виноватой перед Мишкой. Ягнус ему и про корову напомнил, хату отобрал… А она ни разу не проведала его…
Мишка, нахмурив брови, продолжал раскалывать щепки, будто не замечая ее. «Еще начнет жалеть сироту да причитать, как та бабка Ганна надо мной причитала», — подумал Мишка. Но Маричка смотрела на него не с жалостью, а с нескрываемым восхищением: «Вот он какой! Такую беду смог вынести!» А вот она, Маричка, наверно, не перенесла б такое горе. Даже страшно подумать, что бы она делала без своей мамы.
Когда на дворе очень холодно и мороз пробирается даже в хату, мама ложится на ночь рядом со своими дочками. Так им теплее. От нее пахнет сеном, парным молоком. Пахнет мамой. Потом утром она будит девочек, и они все вместе убирают в хате, варят токан. А иногда, тайком от мамы, бегут босиком в сарай — несут Ласке кусочки затвердевшего токана. «Простудитесь!» — заметив, кричит мама. Но долго она никогда не сердится. Бывает, вечерами, она играет с дочками в жмурки и хохочет, как маленькая. В такие минуты Маричка любит ее еще сильнее. Нет, нет! Она бы не вынесла, если б с мамой что-либо случилось.
— Что ж ты так долго не приходила к нам, Маричка? — спрашивает дедушка, глядя на нее улыбчиво.
— Да не в чем! У нас с мамой один платок…
— Ото беда. А вы разрежьте его на две половины! — шутливо предлагает он.
И разрезали б. Да вдвое он теплее, как кожух!
Маричка разговаривает с дедушкой, а сама неотступно следит глазами за Мишкой. Он будто и не рад, что она пришла. Смотрит хмуро, сердито. Обида горячим клубком подкатывает к горлу. А она ему подарок принесла! Вышила на белом полотне портрет Олексы Довбуша. В одной руке у него пистоль, в другой — цветок с красной серединкой, с разноцветными лепестками. Может, тот легинь и не похож на Олексу: мама перерисовала его с другой вышивки. Зато цветок как живой! Маричка сама узор придумала. Для Мишки. Может, он принесет ему счастье. Маричка и так счастливая. У нее есть мама…
Но как отдать подарок, если Мишка не разговаривает с ней? Отворачивается. А может, лучше уйти домой? Но уходить Маричке не хочется. Сперва она покажет вышивку дедушке.
— Глядите, дедо… Вот… Сидела, сидела и вышила… — Она, смущаясь, расстелила вышивку на столе.
— А ну, Мишко, придвинь лампу поближе. Огов, так это ж Олекса Довбуш с волшебным цветком! Глянь! И пистоль у него волшебный! А глаза у легиня и строгие и добрые!
— Йой, божечки! Вы узнали его, дедо? Узнали? Он похож на Олексу?
— Как две капли воды! Кто увидит этот цветок, и пистоль, и этого славного, сильного легиня, тот сразу догадается, что это Олекса.
Лучшей похвалы Маричка и не желала.
— Это я для Мишки… Пусть на стенку повесит… Для счастья…
Мишка опустил голову, покраснел. Но по его улыбке было видно: рад он такому подарку.
— На стенку, говоришь, повесить? Да если жандары увидят, глаза у них лопнут от злости! — засмеялся дедушка. — Легенда про цветок и про Олексу знаешь где у них сидит? Вот тут! — Он показал рукой на горло. — Говорят, недавно в Мукачеве на базаре рассказывал про Довбуша и его пистоль один слепой старик. Весь базар притих, слушая его. Так жандары схватили слепого и… расстреляли. Знают они добре, что слова те на боротьбу людей кличут…
— Йой… А я еще и имя Довбуша хотела вышить, да вот буквов не знаю.
— А не научить ли мне вас грамоте немножко? — неожиданно спросил дедушка.
— Божечки! А вы знаете грамоту? — спросила Маричка, широко раскрыв свои большие синие глаза.
— Малость знаю…
— Вы в школу ходили, дедо?
— Да какая там школа! — махнул рукой старик. — Русский человек Петров читать и писать меня научил! — с гордостью добавил он.
— Это тот Петров, с которым вы против царя шли? — Мишка тут же забыл про ужин, уставился на дедушку.
Ой как он любил слушать его рассказы про революцию! С годами эти рассказы звучали для мальчика по-иному. Каждый раз он открывал в них что-то для себя новое.
Но на этот раз у дедушки было другое намерение. Он достал из-за иконы несколько листков пожелтевшей бумаги, нашел в коробке, среди пуговиц, огрызок карандаша и написал крупными буквами: «ДОВБУШ».
— Вот так. Это, значит, слово я написал. Довбуш, значит. Первая буква свое имя имеет, «Д». Вторая, как бублик, — то «О»… И так каждая имя имеет…
Маричка слушала дедушку, чуть дыша. Так вот они какие, «черные жучки»! Каждый значок-жучок имя свое имеет. И если всех их сложить, слово получается!
— Йой, божечки, дедо! И я… и я тоже… смогу читать слова? — волновалась девочка.
— Научишься, дочка. У Юрка книжки попросим и будем вместе читать.
Долго в этот вечер Маричка сидела у дедушки. Высунув кончик языка, она старательно выводила на клочке бумаги слово «ДОВБУШ». Правда, буквы у Мишки получаются ровнее и быстрее: он запомнил их название. Может быть, потому что он волнуется меньше. А у Марички от волнения дрожат руки.
— Спасибо вам, дедо… За то, что «жучков» разгадывать научили, — сказала на прощание Маричка.
— Это тебе спасибо, дочко. Порадовала ты нас своей вышивкой. Вот бы партизанам ее подарить! Бьют они песыголовцев фашицких, как когда-то бил Олекса панов поганых. Скоро уже Красная Армия придет им на подмогу. И расцветет тогда наша жизнь, как полонины весною!..
Когда Маричка собралась уходить, Мишка тоже накинул на плечи кожушок. Он молча вышел следом за девочкой: не напугал бы ее кто.
Маричка шла впереди, подпрыгивая. На ходу лепила снежки, подбрасывала вверх. В лунном свете они казались ей серебряными мячиками. Девочка смеялась. Ее все радовало: и запахи весенней влаги и отсырелой хвои, и посвист ветра в густых ветвях сосен. После болезни девочки Мишка впервые услышал ее смех. Мальчику было легко, словно он вернул ей веселость. А еще он радовался тому, что они вместе с Маричкой грамоте учились.
«Как Палий и Анця, — подумал он. — Только не пришлось пану учителю приехать за ней».
До сих пор Мишка не может без сожаления вспоминать о том, что поведала ему Анця. Когда он станет взрослым, то непременно приедет за Маричкой на тройке гнедых. И всегда будет вспоминать Палия и Анцю. Сказать об этом Маричке?
Когда они подошли до ее хаты, Мишка начал сбивчиво:
