Обалдевший Марьянов, отказываясь верить происходящему, чуть ли не бегом бросился к калитке.
— Ты?! — невольно вырвалось у Родиона, хотя он уже знал, кого сейчас увидит.
— Конечно я! — Лена Божок впорхнула в приоткрытую калитку и, легонько взвизгнув, повисла на шее у Марьянова.
— Родька, дорогой, как я рада тебя видеть! Совсем не изменился, даже похорошел! Слушай, здорово выглядишь. Видишь, я дорогу сюда не забыла, хотя немножко поплутала здесь, в поселке. Ничего, что я машину перед воротами оставила? А ты? Ты рад?
Все это Лена выпалила, болтая ногами и не разжимая рук, сомкнутых вокруг мощной марьяновской шеи.
— Рад, — с трудом выдавил тот, делая безуспешные попытки высвободится из ласковых, но крепких объятий. — Очень.
— Правда? Я так скучала по тебе, мне так необходима была твоя поддержка, и вдруг раз — ты звонишь. Прямо чудо какое-то!
— Действительно, чудо, — покорно согласился Родион, которому в конце концов удалось осторожненько поставить Лену на землю.
«Настоящее чудо, — тоскливо подумал Марьянов, — это если Лена и Нателла сейчас не столкнутся нос к носу». Если же чуда не произойдет, его в ближайшие минуты ожидает нечто, сопоставимое с ураганом, разрушившим Флориду, или атомной бомбардировкой, после которой от всего живого остается лишь серый пепел. Экспансивная Нателла, которая, кажется, всерьез рассчитывала оказаться с Марьяновым в одной постели, и экспрессивная Лена, до сих пор, как догадывался Родион, считающая его своей собственностью, пусть даже и сданной в лизинг на длительный срок, наверняка сойдутся в жестоком поединке, исход которого совершенно непредсказуем. Что было делать? Если честно, Марьянов как-то неожиданно для себя растерялся.
— Лен, послушай, — спросил он, — а что с твоим телефоном? Связь прервалась, а я звонил, хотел тебе объяснить ситуацию…
— Знаешь, я его случайно выронила, он упал в лужу. Она глубокая, сволочь, оказалась, в общем, трубка больше не работает. Но я все и так поняла — ты поехал на дачу и ждешь меня. Так?
«В луже телефон утопила. Господи, как это на нее похоже! Ничего не меняется», — подумал Родион, но промолчал. Не дождавшись ответа, Лена радостно продолжила:
— Как здорово ты придумал! Все лучше, чем сидеть в ресторанах или офисе. Так все надоело. И проблемы эти… А тут хорошо, я же помню. И поговорим спокойно, и расслабимся.
Она радостно рассмеялась и схватила Родиона под руку, намереваясь идти в дом.
— Давай лучше в лес пойдем, чем в доме сидеть! — неожиданно предложил Марьянов, думая о полуголой Нателле. — Поговорим на свежем воздухе.
— В лес? — изумилась Лена. — На ночь глядя? Чтобы нас там комары сожрали? Мне еще жить хочется, невзирая на все проблемы. Нет, ни за что! И я пить хочу. У меня в машине куда-то бутылка с минералкой укатилась, наверное, под сидение. Я всю дорогу, пока сюда добиралась, мучилась. Водички бы!
— Знаешь, я в дом не хотел бы тебя вести, — мрачно сказал Марьянов. — Воду я тебе могу вынести. В доме душно…
— Да ладно, Родка, не стесняйся, — по-своему истолковала его нерешительность Лена. — Мы же свои люди. Понимаю, там у тебя бардак, а убраться ты не успел. Но ведь мне-то не привыкать к хаосу, который ты вечно создаешь вокруг. Пошли!
И она решительно потащила Марьянова к дому.
«Ладно, — обреченно размышлял Родион, слушая веселый щебет своей бывшей пассии. — Будь что будет! Может, пронесет. Должна же Нателла когда-нибудь скапуститься и уснуть. Не все же ей скакать, как горной козе. Да и вообще… Почему я должен оправдываться?!»
— А у тебя все по-прежнему. Стильно, уютно, — удовлетворенно отметила Лена Божок, входя в гостиную. — И стол накрыт! Готовился?
Она повернула сияющее лицо к Марьянову.
— Ну, не то чтобы… У меня всегда стол накрыт. На всякий случай. Здесь же дача, свежий воздух. Есть все время хочется.
«Господи, какую чушь я несу! — мысленно поразился он. — Нателла капитально вывела меня из себя».
— Понимаю. Давай присядем, мне так много надо тебе рассказать. У меня сейчас жуткие проблемы на работе. Такие, что — мама не горюй! Вдруг ты мне действительно поможешь? Ты умный, сильный, у тебя много всяких связей. Я бы тебя не стала грузить, но все довольно мрачно, серьезно и опасно. И к тому же я уже всю голову сломала, пытаясь понять, кто к тебе приходил.
— Панюшкин, — напомнил Родион. — Сказал, что у тебя проблемы в личной жизни.
— Что за бред? У меня серьезные проблемы на работе, а личной жизни, извини за откровенность, у меня, с тех пор как мы расстались, считай, что и нет. Да если бы и были такие проблемы — с какой стати я буду выкладывать их постороннему мужику?
— Он утверждал, что вы дружите со студенческих лет…
— Это какая-то подстава, — уверенно заявила Лена. — Хотя цели я не понимаю. Когда ты по телефону мне про Панюшкина сказал, я подумала, что ты как-то прознал о моих проблемах на службе и просто выдумал этого типа, чтобы оправдать свой звонок спустя столько времени.
— Ты же знаешь, я прямой, как рельс, — ответил Марьянов. — Я тоже не знаю, что за цель была у того типа…
— Но я рада. Родька, я очень рада что ты позвонил! И какая, к черту, разница, почему ты это сделал…
Лена плюхнулась в кресло у стола и налила себе воды. Выпив, она сладко потянулась, а потом воскликнула:
— Боже мой, мои любимые!
— Кто? — вздрогнул Марьянов.
Во время разговора он время от времени поглядывал на лестницу, ведущую на второй этаж, откуда на них с Леной ежеминутно могла обрушиться пьяная Нателла.
— Пирожные, корзиночки! Родька, ты коварный соблазнитель. Помнишь мою слабость.
И тут Марьянов действительно вспомнил, как однажды ночью бегал по всей Москве, разыскивая для сладкоежки Лены, в которую был тогда без памяти влюблен, эти самые пирожные. И нашел. Точно такие, как те, что сейчас красовались на столе.
Лена привстала, взяла ближнюю к ней корзиночку и с видимым удовольствием надкусила. Затем, так и не выпустив из руки пирожное, она поднялась, подошла вплотную к Марьянову и, внимательно посмотрев ему прямо в глаза, произнесла:
— Родька, какой же ты молодец. Заботливый, чуткий, внимательный. Знаешь, несмотря ни на что, я тебя…
Тут Лена замолчала, и у оцепеневшего Марьянова мелькнула мысль, что вот сейчас она скажет то, отчего его и без того непростая жизнь может еще больше запутаться.
Но она ничего больше не сказала. Вместо этого резко пошатнулась и стала медленно оседать на пол. Недоеденная корзиночка упала под ноги Родиону, который едва успел подхватить Лену.
— Лен, ты чего? Ты в обморок, что ли, упала? — занервничал он и, подняв ее на руки, донес до дивана. Осторожно опустил на него, схватил со стола бутылку с водой и салфетку, торопясь сделать холодный компресс. Но когда наклонился над Леной, то с ужасом понял, что компресс ей уже не нужен — ее лицо почти мгновенно превратилось в окаменевшую маску и приобрело мертвенно-желтый оттенок, а нежные губы страшно почернели. Перепуганный Марьянов проверил пульс и попробовал послушать сердце. Затем, как во сне, взял Ленину изящную сумочку, порылся там, достал зеркальце в фирменном чехле и приложил к губам девушки, все еще надеясь на чудо. Зеркальце не затуманилось. Лена Божок была мертва.
Некоторое время Родион стоял и тупо смотрел на свою бывшую любовь, которая только что весело смеялась и обнимала его, а теперь лежала на диване совершенно на себя непохожая.
— Нателла!! — закричал Марьянов срывающимся голосом. — Нателла, ради бога, иди сюда! Спускайся,
