просочилась в замочную скважину.
Увы! Ни одного слова из тех, что произносились в номере, из коридора расслышать было нельзя. Тогда Глаша встала на коленки, чтобы проверить, нет ли зазора между дверью и полом. В таком вот положении ее и застала дородная мадам, которая неожиданно вывалилась из соседней комнаты.
– Что вы тут делаете, милочка? – возроптала она, вздымая грудь.
– Ключ ищу, – пробормотала та, делая вид, что тщательно осматривает пол.
– Откуда у вас ключ? – не сдавалась мадам, переступая маленькими ножками, которые вылезали из туфель, словно квашня из кастрюльки.
– Как откуда? Я тутошняя... эта... постоянка.
– Чего?
– Постояница. То есть постоянщица.
– Я ничего не понимаю!
– Я хотела сказать – лица. – Какого лица?
– Постоя-лица. От слова стоять.
– Учтите, девушка, – погрозила ей мадам сдобным розовым пальцем, – если из моего номера хоть что-то исчезнет – бриллиантовые серьги, или кольцо с топазом, или золотая цепочка с крестиком, украшенным гранатами, или часики с платиновым браслетом, я немедленно – слышите! – немедленно сообщу в милицию ваш фоторобот.
Глаша, которой надоело стоять на четвереньках, поднялась, отряхнула ладони и нагло сказала:
– Слушай, отвали, а? Ты мне мешаешь!
– И чем же вы здесь таким занимаетесь, что я вам мешаю? – возмутилась мадам, не желая отваливать.
– Чем я занимаюсь? – переспросила Глаша. – Я здесь продаюсь.
Мадам глупо моргнула и беспомощно огляделась по сторонам. В конце коридора как раз появился маленький человечек с прилизанной челкой цвета воронова крыла и раскосыми глазами. На нем был странный зеленый костюм – не то пижама, не то униформа.
Решив, что это служащий гостиницы, мадам бросилась к нему:
– Молодой человек! Эта девушка говорит, что она здесь продается!
Маленький человечек остановился и глубокомысленно посмотрел на Глашу.
– Чего уставился? – спросила та. – Продажных женщин никогда не видел?
Человечек выудил из кармана толстую зеленую книжицу и, полистав ее, сказал писклявым голосом:
– Луски текс?
Глаша заглянула под обложку и увидела надпись: «Китайско-русский словарь».
– О! – сказала она. – Какие люди!
– Луски текс? – снова спросил человечек, склонив голову к плечу.
– Черт знает что! – возмутилась мадам и, фырча, словно шкварка, побежала прочь.
– И ты, дядя, иди! – показала рукой Глаша, исступленно прислушиваясь. Рыдания в двести двадцать втором номере стали тише и перемежались теперь невнятными вскриками.
Глаша снова встала на четвереньки и, подняв вверх пятую точку, попробовала приложить ухо к щели между дверью и полом. Ничего путного у нее не вышло, зато китаец подошел еще ближе и, радостно улыбаясь, спросил:
– Такса?
– Понятия не имею, что ты хочешь этим сказать, мой китайский друг, и разбираться мне некогда. Иди, куда шел!
Глаша выразительно показала, что ему делать, и китаец тут же проникся. Он просеменил своими крошечными ножками до следующей двери и, добыв из кармана ключ, вставил его в замочную скважину двери комнаты под номером двести двадцать три. Увидев это, Глаша мгновенно сделала стойку.
Что, если из двести двадцать третьего можно услышать то, что делается в двести двадцать втором? Допустим, через вентиляционное отверстие? Или, может быть, у этих двух номеров общий балкон, или во встроенном шкафу отличная акустика?
Уже совсем с другим выражением лица она поглядела на маленького человечка.
«Китаец! – подумала она. – Все равно, что инопланетянин».
– Ду ю спик инглиш? – спросила Глаша, подкрадываясь к нему.
Тот мигом обернулся и, соорудив на лице аккуратную улыбочку, радостно закивал:
– Иес, ай ду!
Как выяснилось в скором времени, по-английски он говорил немногим лучше, чем она сама. Поэтому диалог происходил на русско-китайско-английском с добавлением мимики.
– Ходи! – пригласил китаец, отступая от двери и глядя на Глашу снизу вверх.
Она поспешно вошла, воровато осмотрев напоследок пустой коридор. Номер был небольшим и чистеньким. Впрочем, Глашу в первую очередь интересовала толщина стен и наличие вентиляционных отверстий. Но прежде чем заняться подслушиванием, предстояло на время отвлечь чем-нибудь хозяина.
– Гла-ша, – сказала Глаша и показала на себя пальцем.
Китаец радостно кивнул и проделал то же самое, ткнув в тощую грудь коротким пальчиком:
– Ван Фань Чжень!
– Слушай, Ван Фань, – спросила она. – Что ты имел в виду, когда говорил «луски текс»?
Китаец закинул голову и задребезжал, как старый звонок. Стало ясно, что он ничего не понял.
– Вот ду ю мин, – перевела Глаша, мобилизовав все свои языковые резервы, – бай сейинг «луски текс»?
Китаец мелко-мелко закивал и ответил:
– Расана секса!
– Ах, русский секс? – обрадовалась та и потерла руки. – Это мы на раз!
– Ай ноу расана секса из самсинг спешл!
– Да уж, русский секс – это нечто особенное! – поддакнула Глаша, приближаясь к той стене, которая отделяла их от двести двадцать второго номера. – Это тебе, Ван Фань, верно сказали.
– Расана секса из самсинг фантастик, иес?
– Иес ит из, – кивнула Глаша. – Дас ист фантастиш!
Китаец взял Глашу за руку и поинтересовался:
– Хау мач?
– То есть ты хочешь знать, почем? – рассеянно спросила та, отодвигая занавеску и пытаясь разглядеть, где кончается балкон. – Сто. Ван хандред.
– Уот? – тут же уточнил китаец.
– В какой валюте, я еще не решила! – отмахнулась от него Глаша. – Потом разберемся. Ты, дружок, давай, расстели пока кроватку, брючки повесь на вешалку, френчик свой.
К ее великому изумлению, китаец совершенно точно начал выполнять указания. Глаша тем временем открыла стеклянную дверь, высунулась наружу и едва не закричала от радости: от соседнего балкона ее отделяла только символическая перегородка, через которую можно было легко перешагнуть.
Ван Фань Чжень тем временем разоблачился и залез под одеяло. После чего начал верещать по- китайски, по-видимому, призывая партнершу поторопиться.
– Слушай, Ван Фань, мне сейчас настолько не до тебя! – сообщила ему Глаша. – Прямо даже не знаю, что и делать, честное слово.
– Плиз! – потребовал голенький китаец и постучал рукой по одеялу рядом с собой.
Глаша сощурила правый глаз. Однажды брат Коля научил ее потрясающему приему. Стоит сильно нажать на одну точку на шее, чтобы человек отключился минут на пятнацдать, а то и больше. Правда, тренироваться ей было особенно не на ком. Лишь два года назад, когда к ней поздним вечером возле дома пристал какой-то алкаш, Глаша решила воспользоваться приобретенным навыком. Она навалилась на пьяного и нажала туда, куда ее учили. Тот и в самом деле отключился, но Глаша до сих пор не знала доподлинно, что было тому истинной причиной.
«В конце концов, – решила она, – попытка – не пытка!» – Она плюхнулась на кровать поверх одеяла и,
