выступают вне конкурса. Всего во внеконкурсной программе выступят полтора десятка коллективов – там еще и дуэты, и квартеты, и квинтеты, и так далее.
– Ну и что? – удивился Медведь. – Нам это как-то облегчает жизнь?
– Значительно. Они, в отличие от тех, кто участвует в конкурсе и борется за награды фестиваля, прилетают на один день, выступают и улетают. То есть – находятся в городе максимум два дня.
– Это ничего не меняет, – не согласилась Лайма. – Может быть, им для выполнения задачи и дня хватит.
– Вряд ли. Во всяком случае, они – наименее вероятные кандидаты в террористы. Что за день, даже два, можно сделать в незнакомом городе? Не стали бы они рисковать: вдруг что-то пойдет не так, а времени исправить уже не остается.
– Ты так уверенно говоришь о том, как мыслят террористы, что мне даже завидно, – пробурчала Лайма.
– Голландцев можно в расчет не принимать – глубокие наркоманы. Мне от души предлагали. Они с собой столько дури навезли – как только их через границу пустили? Таким точно не доверят серьезное дело.
– Разве что подорвать себя и других, – уточнил Медведь.
– Ирландцы только виски с пивом хлещут, в разговоры не вступают и все норовят драку затеять. На скандал нарывались безостановочно. Избили румынского певца. Хорошо – охрана вмешалась, а то дело кончилось бы милицией.
– Из-за чего дрались-то? – удивился Медведь. – Культурные же люди.
– Из-за женщины. Не поделили румынскую певицу.
– Хочешь сказать – и они тоже, по-твоему, не террористы?
– Ага. Слишком открыты и агрессивны.
Заинтересованная Лайма подсела к нему за стол и потянулась-таки за кофейником.
– Так-так, – поощрила она рассказчика. – Есть еще что-нибудь стоящее?
– Я бы исключил и трио из Туркмении, – важно заявил Корнеев.
– Почему?
– Потому, что в Туркмении нет никаких террористов и быть не может. Обстановочка в стране не та. Пока, во всяком случае.
– Да, не густо, – подвела итог Лайма. – А притащил тебя кто? Тоже какое-то трио? Или просто сборная сильно пьющих иностранных музыкантов без четких структурных границ?
– Сначала это было трио из Кении. Ой, пардон, из Конго. Да вы их наверняка видели! Они ходят в разноцветных беретах: один – в желтом, другой – в зеленом, а третий – в синем. Потом, помнится мне, к нам присоединилось трио из Австралии. Они все такие крепкие, с усами, и головы у них как дыни. Водку хлещут как лошади, скажу я вам. Еще там были шотландцы. Если честно, после десяти вечера плохо все помню. Ведь я практически не пью.
– Да, это заметно.
– Но я же для дела, – возмутился Корнеев. – И промок еще из-за японцев этих. А тут – все лезут со стаканами, не откажешься. Вот и выключился в итоге. А какой из беретов меня в номер привел?
– Желтый.
– Значит, синего по дороге потеряли, – с видимым сожалением заметил Евгений. – Самый заводной у них был.
– А индус откуда взялся?
– Индус? – задумался Корнеев. – Индуса не помню.
– Ты ему комплименты расточал, относительно игры то ли на гитаре, то ли на синтезаторе…
– На ситаре! Вспомнил! – Евгений хлопнул себя ладонью по лбу. – Мы его в баре подобрали, он там с помощью милицейского свистка пытался заклинать змей.
– Каких змей? – изумилась Лайма. – Откуда здесь взялись змеи?
– Скажи лучше, откуда у индуса милицейский свисток, – добавил Иван.
– Свисток ему подарил гаишник, который сопровождал колонну автобусов с гостями фестиваля. А змею он увидел в баре, там есть такая декоративная гадюка, живет в стеклянном аквариуме за барной стойкой. Вот ее он и пытался заклинать.
Лайма не удержалась и фыркнула. Из чего Корнеев тут же сделал вывод, что прощен, и заулыбался. Лайма сделала вид, что не замечает его радости.
– Итак, – сказала она, – кое-что ты все-таки заметил и проанализировал. Составь, пожалуйста, список групп, которые можно пока оставить в стороне, и отдельно тех, которые заслуживают самого пристального внимания.
Корнеев закивал, показывая, что согласен на все.
– Теперь ты, Иван. Расскажи, что тебе удалось узнать в институте. С напарником подружился? Много сплетен узнал?
– Немного, – отрапортовал Медведь. – Как и было сказано, организация только-только формируется. Штат еще до конца не укомплектован, специалистов собирают по всей стране. Это мои новые коллеги рассказывали. Жалуются, что с охраной территории то и дело возникают проблемы. И все из-за строительства нового корпуса. Его переделывают, постоянно вносят изменения в архитектурный проект. Сейчас снова прибыла очередная комиссия, буквально сегодня утром из Москвы прислали проверяющих, каких-то контролеров, в общем – чехарда. Старое здание института пока охраняется довольно надежно – сигнализация, камеры наблюдения и так далее. Плохо другое – вся эта техника уже порядком устарела. Бывают сбои, но об этом, к счастью, мало кто знает. Поэтому в ближайшие месяцы ее будут менять. Когда точно – неизвестно.
Вчера видел Полянского и Мельченко – они прогуливались по коридору первого этажа под ручку, о чем- то шептались. Потом Мельченко уехал на институтской машине – как я понял, на фестиваль, на общее собрание. Где-то через час на своей персональной машине отбыл Полянский. Его я больше не видел, а вот Мельченко позже в институт вернулся и допоздна сидел в своем кабинете. В это время почти никого из сотрудников не было. Как мне объяснили, по вечерам обычно засиживаются лишь руководители отделов и лабораторий. Кстати, и Полянский, говорят, торчит там до ночи едва ли не каждый день, даже в выходные. Уехал Мельченко около одиннадцати часов. Вот пока и все.
– Ну, а как в остальном живет институт? О чем шепчутся злые языки?
– Так, вроде бы ничего особенного. Обычные для любой организации дрязги и разборки. К тому же нет официального руководителя. Полянский – временно исполняющий обязанности директора и неформальный лидер в коллективе.
– А про Кузяеву ты что-нибудь узнал? – с любопытством спросила Лайма.
– Это еще кто? – удивился Корнеев. – Я пропустил что-то интересное?
Лайма объяснила, как она вышла на Зою Борисовну, и рассказала о посещении салона красоты.
– Два любовника в институте? – изумился Медведь. – Да не может того быть. Ее знаешь как сотрудники за глаза называют? Бульдожка.
– Она такая страшная? – удивился Корнеев.
– К ее внешности это не имеет никакого отношения, – заметила Лайма. – Скорее, к характеру. Вероятно, у нее бульдожья хватка.
– Местная администрация проталкивает ее в директорское кресло, – выложил очередную информацию Медведь. – А Полянского поддерживают какие-то покровители в столице. Последнее слово должно сказать руководство ведомства, а оно пока хранит молчание. Сотрудники института, естественно, разделены на партии – люди Полянского, люди Кузяевой…
– Ситуация банальная, – подытожила Лайма. – Подковерная возня, которая будет продолжаться, пока кого-то не назначат на должность.
– Интересно, у Кузяевой есть шансы? – вслух подумал Медведь. – Все же Полянский – это фигура.
– У женщин всегда есть шансы, – заметил Корнеев. – Они пользуются приемами, которые мужчинам даже не приходят в голову. Вдруг Мельченко – ее любовник? Тогда она запросто может стравить его с Полянским. Слабые женские ручки способны разорвать даже крепкую мужскую дружбу.
– Я вам еще не все рассказала, – напомнила Лайма. – Все три наших подопечных вчера встречались в
