– Да откуда ж я знаю? – пожал плечами Синюков. – Да у нас гостей столько, что в глазах рябит!
«Там четыре охранника, – лихорадочно соображала Лайма, пробираясь через гомонящую толпу. – Их предупредили, что одного из членов жюри могут вывести через служебный вход против воли. Надеюсь, охранники были начеку. А у главного входа дежурит Иван. Он Мельченко не упустит!»
Но когда Лайма выбежала через служебный вход на улицу, она никого там не застала. Вернее, не застала охранников. Возле густых кустов тянул сигаретку какой-то тип в рабочей спецовке.
– А охранники где? – накинулась на него Лайма. – Почему никто за входом не присматривает?
– Дык… Убегли они, – сразу же затоптав окурок, доложил тип. – Там драка началась, на аллейке, их и вызвали.
– Всех четверых?!
– Так драка же не шуточная, я вам доложу. Грозила беспорядками. Синюков распорядился…
– Ах гадина безрогая! – выпалила Лайма. – Везде успевает распорядиться! Вы тут двух мужчин не видели? Один здоровый такой, а второй лысый, в очках.
– Видел, – неожиданно признался тип, вытерев ладони о штаны. – Они на лодке уплыли, вон туда, – и он махнул рукой в сторону реки.
Летний театр стоял на полуострове и был соединен с набережной перешейком со специально оборудованной пешеходной зоной. Сюда же архитекторами был сориентирован и главный вход. А служебный вел к реке, окружавший Летний театр с трех сторон. Недолго думая, Лайма продралась через кусты и очутилась у воды. Свесилась через парапет и приложила руку козырьком ко лбу. Никакой лодки на горизонте не наблюдалось.
Неожиданно сзади она услышала какой-то шорох и резко обернулась. Перед ней стоял Беседкин с сильно потрепанным букетом и обиженной мордой.
– О, господи! – воскликнула Лайма. – Ты напугал меня до смерти! Почему ты все время появляешься в самый ответственный момент и все портишь?
– Лайма, ты любишь меня?
– Как брата! – воскликнула та, опасаясь очередной выходки Афиногена. – Но очень сильно.
– Как брата я не хочу, – мрачно заявил тот. – Но и отступать не намерен.
– Афиноген, мне сейчас офигительно не до тебя!
Лайма обогнула поклонника и быстро пошла вдоль здания Летнего театра, рассчитывая выйти к главному входу.
– Шутишь, да? Издеваешься, да? – повысил голос Беседкин, оставшись на месте и отшвырнув букет в сторону. – А я ради тебя, между прочим, готов на все! Я ради тебя ТАКОЕ готов устроить! Ты еще увидишь, на что я способен!
Лайма обернулась и в сердцах крикнула:
– Я люблю другого!
Беседкин сверкнул очами и подбоченился:
– Этого лысого гада в очках?! Да я убью его!
Лайма не стала отвечать и прибавила шагу. Вот уже показалась аллея, ведущая к набережной. И на всю округу разнесся усиленный мощными динамиками голос ведущего:
– Дорогие гости, уважаемые зрители! Вот и подошел к концу наш замечательный фестиваль! Через несколько минут состоится большой праздничный фейерверк в честь его закрытия! Чтобы насладится панорамой этого грандиозного шоу, приглашаю всех выйти на улицу и пройти на набережную, откуда открываются изумительные виды!
Тип в спецовке обогнал Лайму, бросив на ходу:
– Кавалер ваш убежал чисто конь! Я черный ход запер – в театре больше никого не осталось, всех выпроводили салют смотреть.
Действительно, из театра через перешеек на набережную текла многолюдная пестрая толпа. Приходящих радостными криками приветствовали уже давно и весело гулявшие там жители Чисторецка. И вот в небе словно заполыхало северное сияние – грандиозное шоу началось.
Последним с поля боля, подгоняемый администрацией, уходил Медведь. Увидев его, Лайма замахала руками. Из-за плеча Ивана высунулась раздосадованная физиономия Корнеева.
– Ты его упустил! – воскликнула Лайма и едва не зарыдала от досады: она-то надеялась, что Евгений сумел проследить за Мельченко. – Как нам теперь его искать?! Он в руках врага!
Она рассказала друзьям о записке на английском и о том типе, который вывел Мельченко из здания театра и увез на лодке. Приходилось орать чуть ли не во все горло, чтобы перекрыть грохот фейерверков и восторженный вопль толпы.
– Пойдем отсюда! – проревел Медведь ей в ухо. – А то стоим тут у всех на виду.
Действительно, на узком перешейке они остались одни. Лайма кивнула, соглашаясь. Однако друзья не успели даже развернуться, когда почувствовали, что земля под ногами задрожала и стала сильно и страшно вибрировать.
– Что это такое? – закричала изо всех сил Лайма, обращаясь к своим спутникам.
– Не знаю! – заорал в ответ Медведь. – Но чувствую – надо бежать!
Мужчины с двух сторон подхватили Лайму под руки, и вся троица бросились в сторону набережной. Едва добравшись до спасительного берега, они услышали за спиной гул, треск и грохот, значительно превосходящие по силе шумовой эффект фейерверка.
Обернувшись, группа «У» застыла в изумлении – у них на глазах медленно разваливалась на части монументальное здание Летнего театра. При этом окружающие его зеленые насаждения – деревья и кусты – странно изгибались, наклонялись, подлетали вверх или куда-то проваливались. Так же удивительно вела себя некогда красивая пешеходная зона, протянувшаяся по всему перешейку, от набережной до театра. Изящные фонари, кованые скамейки, тротуарная плитка жили абсолютно самостоятельной жизнью, активно перемещаясь в пространстве и водя сюрреалистические хороводы. В общем, картина напоминала одновременно фильм-катастрофу и мультик «Федорино горе», где обиженные плохим отношением к себе вещи своим ходом удрали от нерадивой хозяйки.
Постепенно вокруг становилось все тише и тише – испуганные люди, толкая друг друга, с изумлением рассматривали жуткую, противоестественную картину. На месте лучшей театральной площадки города Чисторецка теперь было неровное вздыбленное поле. Посередине виднелись величественные руины того, что еще несколько минут назад называлось новым зданием Летнего театра. Бывшая пешеходная зона вдоль всего перешейка была завалена обломками, мусором и остатками зеленых насаждений. А в черном ночном небе, словно в насмешку, продолжали расцветать букеты грандиозного фейерверка.
– Беседкин обещал устроить нечто грандиозное, – говорила Лайма, не в силах справиться с потрясением. – Он дождался, пока всех людей выведут на улицу, и взорвал Летний дворец! Он маньяк. И как это я сразу не поняла?
Они медленно ехали в автомобиле вдоль реки, зорко оглядывая противоположный берег. Чем черт не шутит? Вдруг удастся увидеть лодку и напасть на след?
– А ведь уважаемый человек, – покачал головой Иван. – Архитектор…
– Это уже второй архитектор на твоем жизненном пути, – напомнил Корнеев. – За то, что ты бросила первого, тебе теперь мстит второй.
Он имел в виду Геннадия Шаталова, с которым у их командира был бурный роман, закончившийся фантасмагорическим разрывом.
– Шаталов мне нравился, – неожиданно признался Медведь.
– Мне он тоже нравился, – хмуро заметила Лайма. – Да что там – нравился? Я любила его. Какая же я была дура! Вот за кого мне нужно было выходить замуж. За Шаталова. Это вам не Травин. Этот бы не позволил мне отправиться на опасное задание без обручального кольца!
– А за Беседкина ты замуж, конечно, не хочешь, – сказал Корнеев.
– Да кто же захочет выходить замуж за безумца, который способен взорвать целое здание? – возмутилась Лайма.
– Это было не похоже на взрыв, – возразил Медведь. – Это было похоже на землетрясение. Когда я служил в Средней Азии, навидался таких случаев.
– А что, Чисторецк находится в зоне повышенной сейсмоактивности? – съязвил Корнеев.
