она оказалась здесь совершенно неожиданно и еще не привыкла к обстановке.
Библиотекарша засмеялась дребезжащим старческим смехом:
– Я уж и не помню, когда ее у нас в последний раз просили.
Кудесников, сидя в самом конце зала, изо всех сил напрягал слух, но едва-едва сумел расслышать ее слова. И у него не было никакой возможности увидеть, что за книги взяла Ксения Лужина. Краем глаза он заметил, что вторая бабуленция кинула листочек, написанный девушкой, на стол выдачи. «Нужно взглянуть, если только она его не выкинет», – решил он.
В это время троица расселась вдоль длинного стола в привычном порядке: девушка в середине, сопровождающие по краям. Она открыла первую книгу и начала читать – внимательно и с интересом. Время от времени, правда, ее рука, словно машинально, прикасалась к тому самому кармашку на груди, который так заинтересовал Кудесникова.
Сам он лениво пробегал глазами строчки, написанные Львом Николаевичем Толстым. Возможно, сыщик был слишком юн и наивен, когда подверг это произведение резкой критике? А Наташа Ростова не такая уж дура, как ему казалось в десятом классе?
Зачитавшись, он не заметил, как прошло несколько часов. Для полного блаженства нужно было снять ботинки, но он не рискнул. Вдруг придется быстро уходить, и развязанные шнурки испортят целый день работы? И какой безумный день!
Наконец Ксения сдала свои тома, кивнула Грише и Вове и направилась к выходу. К этому моменту Кудесников совершенно разочаровался в происходящем. «Ну, подумаешь – ходят люди втроем. Гуляют. На метро катаются. Книжки в библиотеке читают. Ведут себя странно – да ведь чудаков на свете пруд пруди».
Рассуждая в таком духе, он проводил их до железнодорожного вокзала, где они купили билеты на поезд до Аркадьева, почесал макушку и возвратился в библиотеку.
Бабусек на месте не оказалось. Кудесников долго разглядывал многочисленные бумажки, прилепленные к дереву скотчем, пришпиленные кнопками, приклеенные канцелярским клеем. И вдруг заметил тот самый листок, который оставила Ксения. Он лежал на краю стола, закрывая пункт «д» сто пятнадцатого параграфа «Правил пользования библиотекой». Кудесников воровато оглянулся, протянул руку и схватил находку. Развернул. Острым стремительным почерком там было написано:
«Вот блин! – подумал Кудесников с досадой. – Она тут развлекалась дамскими романами, а я-то, идиот, навоображал себе невесть что». Он действительно навоображал. Думал, что Ксения брала, к примеру, «Каббалу» или средневековый бестселлер «Как отравить ближнего и не попасться» или еще что-нибудь «с изюминкой».
С другой стороны, доподлинно он не знал, кто такая Вера Ивановна Крыжановская и что она сочинила. Прежде чем рвать и метать, следовало это выяснить. Он дождался бабусек, которые были похожи друг на друга, как графини Вишни из книжки про Чиполлино, и обратился к ним с проникновенным монологом.
– Рочестер? Вот только что девушка интересовалась, – заквохтала та библиотекарша, у которой был большой, но пустотелый пучок на макушке. – Я вам мигом принесу.
– А нельзя ли вначале прочитать что-нибудь об авторе?
– Конечно, можно, – оскорбленным тоном ответила вторая, одетая в платье, которое с удовольствием принял бы какой-нибудь музей древностей. – Здесь же библиотека!
Ему принесли биографический словарь «Русские писатели», и Арсений довольно быстро узнал, что госпожа Крыжановская творила в конце девятнадцатого – начале двадцатого века. Причем утверждала, что все книги были ей продиктованы духом английского поэта Уилмота, графа Рочестера, верившего в посмертное существование души на земле. Имя графа Рочестера она ставила рядом со своей фамилией, и оно стало вроде как ее псевдонимом.
Кудесников был совершенно обескуражен. Интересно, откуда Ксения выкопала эту Крыжановскую? Он сам, например, о ней в жизни не слышал. Если только эта бледная девица диссертацию пишет. Или просто интересуется русской литературой начала века. Или еще что-нибудь... Да какая разница?
– У нас на эту тему был организован диспут, – неожиданно поделилась с ним своей гордостью одна из бабусек.
– На какую тему? – тупо переспросил Кудесников.
– Уникальных возможностей человека. Выступал журналист Денис Зябликов. У него собраны потрясающие материалы о психографии. И он так интересно об этом рассказывал!
– О... психо... ком? – переспросил Арсений.
– О психографии. Ее еще называют автоматическим письмом. Та девушка, которая брала романы Крыжановской, даже на диктофон нашего докладчика записывала. А потом еще час с ним после диспута беседовала – один на один. Сейчас люди уже не отмахиваются от тонких материй! А Крыжановскую хоть и ругали за невыразительный язык и литературные штампы, но все же отметили, что исторические детали она выписывает потрясающе! И академия ее за это наградила.
– Вот бы мне тоже поговорить с этим Зябликовым! – мечтательно произнес Арсений. – Он в каком издании работает?
– Он? В самых разнообразных, – ехидно возвестила та из бабусек, что была повреднее.
– У вас ведь наверняка есть его телефон. Раз вы организовывали диспут. Верно?
Арсению потребовалось еще полчаса молоть языком, чтобы телефон Зябликова перекочевал из их потертого блокнотика на пружинках в его толстую, мягкокожую записную книжку. «Живем! – подумал Арсений, выкатываясь из библиотеки. – Если это даже ложный след, хоть просвещусь».
Зябликов не испытывал никакого желания общаться с человеком, который только сегодня впервые услышал о психографии. Однако от Арсения не так-то просто было отвязаться. Он вручил журналисту одну из своих фальшивых визиток, где было означено, что он является начальником планового отдела Министерства государственного надзора за гуманитарным развитием общества, и сообщил:
– Мы готовим образовательный цикл для руководства высшего звена всех московских вузов. Чувствуете уровень? В том числе хотим включить в программу семинар о психографии. В той ее части, которая касается творчества... мгм... писателей.
– Ах, вот оно что! У вас конкретный проект. Психография в литературе, верно я понимаю?
– Разумеется, – кивнул Арсений, который понятия не имел, о чем вообще идет речь.
Прежде чем отправиться на встречу с Зябликовым, можно было зайти в Интернет-кафе и в Сети посмотреть, что означает этот термин. Или задержаться в библиотеке и порыться в каталогах. Но времени было жаль, и Арсений явился неподготовленным.
– Расскажите мне о психографии в литературе. Я донесу до руководства основную идею, и потом будем решать, в какой форме все это можно преподнести публике. Поговорим и о вашем гонораре, само собой разумеется. И конечно же, я заплачу вам за сегодняшнюю беседу как консультанту.
Последнее обещание необыкновенно Зябликова вдохновило. Он был немолод и мал ростом. Агрессивная внешность придавала ему сходство с хищной рыбой – большой нос выдается вперед, мелкие зубы плотно пригнаны друг к другу, глаза круглые и зоркие. Одет в пошлый клетчатый пиджак и мятые штаны, отбывшие долгий срок на вьетнамском рынке.
– Боже мой, ну что вам рассказать? – начал Зябликов, обхватив руками колени. – Это все настолько интересно, что просто бросает в дрожь.
Кудесникову не хотелось, чтобы его бросало в дрожь, тем не менее он сел поудобнее. Они встретились в кафе под названием «Кофейное зернышко» и сразу заказали по чашке двойного эспрессо.
– Для начала обрисуйте, пожалуйста, саму суть явления, – попросил Арсений. – Насколько я понимаю, психография – это что-то из области экстрасенсорики?
– Так называют процесс получения информации помимо воли человека. Она идет ниоткуда, потоком, а человек ее стремительно записывает. Такое, знаете ли, самопроизвольное знание. То есть вы просто держите в руках карандаш или ручку, а они движутся по бумаге. Очень часто бывает, что контактор – ну, проводник информации – пишет на языке, которого он вообще не знает. Или даже на нескольких языках.
– А что же он пишет? – заинтересовался Кудесников.
