виртуозно владела голосом, что Сабинин отчим, большой знаток и ценитель классической музыки и вокала, уходил с ее концертов с повлажневшими глазами.
– Она услышала про то, что ты делаешь все эти эксклюзивные штучки – визитки, почтовые наборы, альбомы для фотографий, – и загорелась идеей заказать у тебя что-нибудь изысканное для себя и своего старикашки. Клянусь, она была в нетерпении. Наверняка скоро раздастся звонок, и ты услышишь ее божественный голос.
– Не нужно этих интригующих интонаций, – пробурчал Тверитинов. – Все давно перегорело.
Сабина прикусила указательный палец. «У него был роман с Жанной Пальваль! – ахнула она про себя. – А я подозреваю его в каких-то махинациях с бумагой. Быть не может, чтобы человек, который нравится такой потрясающей женщине, оказался аферистом международного масштаба. Жанна бы его раскусила, она бы почувствовала в нем фальшь».
– Не будь идиотом и не пытайся увильнуть. Кроме того, я знаю Жанну. Она неотвратима, как тайфун. Если она тебя хочет, она тебя получит. И вообще... Вдруг это настоящая любовь?
– Ты меня поражаешь. – Тверитинов пощелкал зажигалкой, прикуривая. – Настоящая любовь не приходит со второй попытки.
– Так и будешь киснуть в одиночестве? – наседал Ватченко. – Под лежачий камень, друг мой, не только вода не течет, туда даже воздух не попадает. Еще немного, и ты протухнешь. Сгниешь, как старый гриб.
Если бы не Боря Чагин, который неожиданно появился в приемной, Сабина наверняка узнала бы о своем боссе еще много интересного. Но дверь резко распахнулась, и бригадир нарисовался в проеме во всем своем великолепии – с разбитой губой и синяком под глазом. Создавалось впечатление, что в приемную вползла грозовая туча. Выражение лица Чагина обещало гром и шаровые молнии.
– Здрась-сь-те, – буркнул он, подарив Сабине странный взгляд. С таким выражением хищник смотрит вслед ускользнувшей добыче. – Я к Сергею Филипповичу.
– У него посетитель, – ответила примерная помощница, стараясь говорить как можно тише.
Синяк и разбитая губа ничуть ее не удивили. Такая противная морда просто напрашивается на то, чтобы кто-нибудь по ней врезал.
Тверитинов появился внезапно и абсолютно беззвучно – словно дух, вызванный спиритом. Покосился на Сабину, которая напялила на себя наушники и делала вид, что активно работает с бумагами.
– Ну, здравствуй, – сказал босс, обращаясь к Чагину. – Выглядишь именно так, как заслуживаешь.
Чагин раскрыл рот и лязгнул зубами.
– Скажи спасибо, что меня вчера здесь не было, – процедил Тверитинов.
– Спасибо. Премии лишите?
– Подумаю. Все, закрыли вопрос. А на будущее... Лапы держим при себе, ясно?
Чагин коротко кивнул, отодвинувшись подальше от Сабининого стола.
В ту же секунду в приемную вошел Ватченко в своей шикарной красной куртке, при взгляде на которую немедленно хотелось оживить собственный унылый гардероб.
– Все, ухожу! – заявил он, подняв руки вверх. – Всем мешаю, всю работу останавливаю!
У него были веселые собачьи глаза и широкий африканский нос с родинкой на правой ноздре. Сабина улыбнулась ему, как будто он был и ее другом тоже. Жизнь доказывала, что оптимизм гораздо более заразителен, чем тоска и уныние.
Ватченко ушел, а Тверитинов увел Чагина в кабинет. На этот раз он плотно прикрыл дверь, перед этим холодно посмотрев на Сабину. Неужели догадался, что она подслушивала?
Часы, висевшие прямо над дверью, медленно тащили стрелки по кругу, словно давно состарились и у них уже не было сил погонять время. На часы Сабина смотрела не просто так. Дело в том, что сегодня был четверг.
Конечно, с тех пор, как Аня Варламова покинула фирму, порядки могли поменяться. Однако надежда у Сабины все же оставалась. Надежда все выяснить. Удивительно! Желание знать правду заставляет человека совершать такие безрассудства, на которые он не пойдет ни ради любви, ни ради денег.
Сабина несколько раз под разными предлогами спускалась на первый этаж – чтобы все могли ее видеть. Нужно дать понять служащим, что у нее много дел и она свободно перемещается по зданию, что в этом нет ничего необычного. Во время обеда она выскочила в соседнее кафе, где молодой повар согласился порезать для нее помидор и обжарить морковь. Она оставила достойные чаевые, купила на лотке апельсин и, перекидывая его из одной руки в другую, возвратилась в «Бумажную птицу». Кивнув Ире, обогнула стойку и направилась к двери в производственный отдел. Ей необходимо было передать Безъязыкову распоряжение насчет последнего заказа, но того не оказалось на месте. Хороший повод поискать его в подвале, у Чагина. А то, что телефонная линия постоянно занята, так это ей только на руку.
Менеджер действительно обретался внизу. Сабина услышала его голос в ту же секунду, как только очутилась на лестнице. Хотела поставить правую ногу на первую ступеньку, ведущую вниз, да так и замерла на месте. Потому что услышала, как тот говорит, посмеиваясь:
– Главное, чтобы Барсик нас не засек.
– Не засечет. Если ты не будешь болтать лишнего.
Кажется, второй голос принадлежит Чагину. Да, точно. Сабина засунула апельсин в сумочку и затаила дыхание. Сегодня ее счастливый день: удается подслушать много интересного. Впрочем, в приемной она чувствовала себя в безопасности, не то что тут. Здесь была чужая территория – тропа в джунглях, где тебя каждую секунду могут смести с пути или проглотить, как муху.
– Ты должен быть на месте завтра в шесть утра, – продолжал бригадир. – Повтори адрес.
– Вяземский переулок, дом четырнадцать дробь два.
– Не «Гранд отель», но тоже кое-что.
– Да уж, – подхихикнул Безъязыков. – Нам бы парочку таких вот «Гранд отелей», и можно было бы сматываться из страны. Купить шале в Швейцарских Альпах...
– Шале... – передразнил Чагин. – Ты из своей конуры в Спиридоньевке сначала выберись.
– Завтра посмотрим, – задиристо возразил тот. – Может, и выберусь.
Сабина спиной нажала на дверь, очень медленно открыла ее и попятилась. Насколько она помнила, оттуда, где стояли столы, верхушка лестницы не просматривалась. Значит, ее никто не видел.
Она метнулась к себе, на ходу записывая в блокнот информацию, чтобы ни в коем случае ничего не забыть:
Когда она ворвалась в приемную, то едва не налетела на Тверитинова, который торчал возле двери. Лицо и шея у него были красными. Галстук с распущенным узлом съехал набок, руки засунуты в карманы брюк. Рядом с ним стояла Жанна Пальваль. Великолепная. Роскошная. Царственная.
Сабина остановилась как вкопанная и облизала пересохшие губы. Потом выдавила из себя нечто, напоминающее приветствие. Ее смутила не столько известная личность, сколько Тверитинов, который был так не похож на себя.
Жанна поздоровалась с вошедшей, улыбаясь одними глазами. Это была не Одри Хэпберн – Одри никогда не смотрела на мужчин таким победительным взглядом. Скорее Ава Гарднер. Сильная. Чувственная. Рожденная побеждать и властвовать.
Одета она была во что-то черно-белое и держала в руках узкую длинную сумочку. Темные волосы с вишневым отливом крупными локонами обрамляли лицо. Глаза сияли. Судя по всему, их встреча подходила к концу. Рукой в светлой перчатке Жанна дотронулась до щеки Тверитинова и негромко сказала:
– Тогда до вечера.
Он вышел проводить ее и вернулся через минуту. Остановился перед столом, за который уже успела усесться Сабина, и прокашлялся.
– Вот что, – сказал он, разглядывая стаканчик с ручками. – Вы говорили, что хотите съездить домой и взять свою пижаму, верно? Или что там вам еще необходимо?
Сабина молча кивнула. В горле стоял комок. Это неважно, что вчера он устроил скандал просто потому,
