Для Агашкина сравнение со стихийным бедствием не являлось чем-то необычным. Нелепый и смешной, он имел кучу прозвищ, и все, как одно, были связаны с какими-нибудь катастрофами. Человек-авария, разрушитель, мастер-ломастер и так далее. Он уже давно перестал на это болезненно реагировать.
– Ох, Роберт, – простонала Лайма.
– Лаймочка, так ты согласна? – вкрадчиво спросил Агашкин, выудив из кармана коробочку с выпуклой крышкой, в которой, конечно же, лежало кольцо.
Не такое простенькое и славное, как у нее на пальце, а серьезное, исполненное достоинства кольцо с желтым бриллиантом. Когда коробочку открыли, бриллиант уставил свой холодный глаз в потолок, ожидая, когда им начнут восхищаться.
В этот самый момент обостренным слухом Лайма уловила, что по коридору к двери кабинета снова кто- то приближается. Шаги, кстати, были совсем иными, чем у Агашкина – более стремительными. Шепотков тоже их услышал и немедленно вскочил на ноги.
– Я задержу его, кто бы это ни был, – заверил он. – Такой момент нельзя повторить!
Лайма попыталась остановить услужливого директора, но из ее горла вырвался лишь невразумительный хрип, который Агашкин немедленно попытался истолковать в свою пользу.
– Это значит – «да»? – с агрессивной надеждой в голосе уточнил он.
Поскольку голова его так и стояла на столешнице, нижняя челюсть несколько раз клацнула о лакированную поверхность.
– Боже мой, – просипела Лайма, продолжая обмахиваться рукой. – Мне нечем дышать...
– Я тоже взволнован, – признался Агашкин, вскакивая на ноги. – Только, Лайма, ты должна сказать «да» более определенно. Я мечтаю услышать громкий и внятный ответ. Так – да? Лайма, скажи – да?
В этот момент в дверь всунулся Шепотков и крикнул:
– Тут ваш, значит, Лайма, друг пришел. – Подумал и добавил: – Еще один. Впустить?
– Да! – воскликнула Лайма.
– Какое счастье! – завопил Агашкин и тут же принялся скакать по кабинету в припадке буйной радости. – Я могу назначить день свадьбы?
– Пожалуйста, поскорее! – попросила Лайма, вытирая пот со лба.
Обращалась она, естественно, к Шепоткову. Если она правильно поняла, приехал Болотов. Но как не вовремя! Почему он примчался в такую рань? Что ему тут надо? Никогда прежде он не являлся к ней на работу, а если заезжал, то всегда ждал ее снаружи, в машине. Потому-то директор центра даже не знает его в лицо.
В ней поднялась тяжелая волна раздражения против Алексея. Он не имеет права вмешиваться в ее жизнь! Она же не ездит к нему на фирму и даже никогда не звонит – только в самом крайнем случае. Лайма попыталась вспомнить, когда в последний раз произошел такой случай – и не смогла. То есть она вообще не звонила ему среди дня. Не дергала по пустякам, не отвлекала от важных клиентов. А он! Он почему-то посчитал возможным приехать без предупреждения и подняться прямо сюда. С какой стати?
Болотов вошел в кабинет такой гневный, что у Лаймы при взгляде на него еще сильнее испортилось настроение. Она ненавидела его гневного. В таком состоянии он был не способен вести конструктивный диалог, а только брюзжал и зудел. Вероятно, Шепотков сказал ему, почему нужно подождать за дверью, и он рассвирепел. Отлично. Просто здорово. Сейчас явится связной, а у нее тут скандал с двумя претендентами на руку и сердце.
– Что здесь происходит? – воскликнул Болотов, и сразу же стало ясно, что одним брюзжанием дело не ограничится. – Что вы тут делаете? Кто это такой?
– Это наш директор, – ответила Лайма, хотя Болотов, конечно, имел в виду не коротенького и пожилого Николая Ефимовича, а молодого и здорового Агашкина.
Агашкин отлично знал, что у Лаймы с Болотовым роман, но всегда делал вид, что не придает ему значения и рассчитывает просто переждать эту ее блажь, как бурную, но короткую летнюю грозу. Болотов, в свою очередь, тоже знал о существовании Агашкина, но никогда его не видел. Можно сказать, что Лайма его прятала. Прежде Болотов верил, что тот не заслуживает внимания. Но теперь...
– Здрасьте, – пробормотал Шепотков, раз уж его представили. – Я директор, но центр временно закрывается. Вернее, переезжает. Но пока неизвестно куда.
– Отлично, – пробормотал Болотов, по-прежнему не сводя глаз с Агашкина. И повторил, обращаясь непосредственно к нему: – Так кто вы такой?
– Агашкин я, Роберт. Мы с Лаймой решили пожениться!
Его прозрачные уши из розовых стали малиновыми и теперь удивительно смахивали на кружочки малинового желе, которое Лайма подавала по воскресеньям к завтраку со взбитыми сливками.
– Удивительно, – ядовитым, не подходящим ему тоном откликнулся Болотов. – Мы с ней решили то же самое.
– Наше решение созрело позже, чем ваше, – парировал Агашкин, выставив вперед ногу с торчащими веером из сандалий пальцами. – Оно-то и вступает в силу.
– Ха-ха-ха! – затрясся восхищенный Николай Ефимович. – Чего только люди не придумают! Это вам, милый друг, не завещание, а чувства, материя тонкая. За них можно и по морде схлопотать.
Болотов, который ни с кем никогда не дрался, даже в детстве, предпочитая или переговоры, или бег по пересеченной местности, неожиданно подхватил его мысль:
– Хотите по морде, как вас там?
– Это Роберт, – слабым голосом сказала со своего места Лайма. – Я тебе про него рассказывала. На него можно не обращать внимания. Пожалуйста, сейчас не до этого.
– Лаймочка, но ты только что сказала мне «да»! – закричал оскорбленный Агашкин.
– Я сказала «да» не тебе, а Николаю Ефимовичу! – живо возразила Лайма.
– Я тут ни при чем! – испугался Шепотков, когда оба кандидата в женихи уставились на него с нехорошим изумлением. – Это просто неудачная формулировка. У меня жена, детки... Я чист, как этот... как его...
– Эдельвейс, – подсказал Агашкин.
– Ну вот что! – воскликнула Лайма, усилием воли взяв себя в руки. – Прекратите ссориться. Алексей, почему ты здесь в такое время? Я тебя не ждала.
– Я вижу, – хмыкнул тот. – В сущности, я приехал сообщить, что сегодня с утра проверил все лотки и магазины неподалеку от метро. Но тебе сейчас явно не до этого!
Лайма всполошилась. Связной мгновенно вылетел у нее из головы. Неужели есть какие-то подвижки в их поисках Сони?
– Ты что-нибудь нашел? – воскликнула она и подалась вперед с такой заинтересованностью, что Болотов как-то сразу остыл.
В конце концов они еще не женаты, как он может ею распоряжаться? Но этот Агашкин! По рассказам Лаймы Алексей представлял его личностью карикатурной – каким-нибудь косым и хромоногим коротышкой, а он, оказывается, высокий блондин, да еще чертовски активный. Тем не менее Лайма сейчас смотрела не на Агашкина, а на него, причем во все глаза.
– Увы, – ответил Алексей, совершенно успокоившись. – В районе метро никто не торгует шелковыми желтыми шарфами с черными закорючками. Вообще никакими желтыми шарфами. Или Соня принесла его с собой, или ездила за ним специально в какой-то другой магазин, или... Или это чей-то подарок. В таком случае становится понятным, почему она сразу же повесила его на шею. Я лично склоняюсь к последней версии. Кто-то подарил ей шарф, и она немедленно его надела.
– Послушайте, молодежь! – весело заявил Николай Ефимович. – Пойду-ка я в свой кабинет. У меня дел по горло, а вы тут общайтесь. Кстати, – обратился он к Агашкину. – Может быть, вы тоже пойдете? Домой?
– Нет уж, – рявкнул тот. – Сначала я дождусь, пока уйдет этот... этот... – Он никак не мог подобрать подходящее слово. Ничего оригинального не придумал и выпалил: – Этот болван.
– Кто, я болван?! – вскипел Болотов.
Ему только показалось, что он взял себя в руки и остыл. На самом деле все в нем клокотало. Поэтому он схватил со стола папку с бумагами и, не задумываясь, швырнул ее в Агашкина. Папка ударилась о напруженное тело, глухо сказала: «Пум!», и на пол из нее полетели страницы с печатным текстом,
