минуту, ее поймают, как кролика в силки. В ее большой сумке, которую она надела на локоть, нашелся платок с трогательными розочками по краю. Им она вытерла поверхность стола и лампу. Рука плясала так, словно кто-то подталкивал ее под локоть.
Черт! И она забыла отдать врачам крохотную бабуськину сумку, унесла с собой, украла! Впрочем, сейчас ей точно не до угрызений совести.
Пятясь, Лайма добрела до двери и вытерла ручку – так тщательно, словно ей заплатили за уборку. Потом настала очередь выключателя в предбаннике и наружной двери. Так вот почему она все время была приоткрыта! Уходя, убийца не удосужился запереть замок. Или не нашел ключей, или ему просто не было дела до того, кто и когда обнаружит тело.
Вывалившись на улицу попой вперед, Лайма горячечными глазами огляделась по сторонам, словно зверь, только что оторвавшийся от охотников. Все было тихо и спокойно. Вокруг не оказалось никого, кто мог бы впоследствии свидетельствовать против нее, – дескать, выбежала из офиса убитого частного сыщика после полуночи.
Корнеев! Ему во что бы то ни стало нужно сообщить об убийстве. После недолгих раздумий Лайма утвердилась в мысли, что Евгений ничего не знает. Иначе он вряд ли повел бы себя столь легкомысленно. Отправился с каким-то мужиком в ресторан, да еще прямо тут, поблизости.
Мобильный телефон Корнеева оказался выключен. Еще не хватало! Какого черта он отрубил связь? А если бы ее схватили? Или она сломала бы обе ноги и ей потребовалась срочная помощь?!
Лицо убиенного Абражникова всплыло перед ее мысленным взором, и Лайма, приседая, словно человек, разыскивающий туалет, помчалась к ресторану. Приказ Корнеева, несмотря на всплеск эмоций, она помнила отлично. Ждать его в машине. Не звонить и не подходить. Его спутник не должен ее увидеть.
В ресторан она вломилась, словно вспугнутый лось в орешник. Официант, проносивший поднос мимо двери, едва не грохнулся на пол. Хотел ругнуться, но виновница-блондинка была слишком хороша собой, чтобы облить ее непристойностями. Волосы из пучка вылезли и растрепались, щеки раскраснелись, алые губы приоткрылись...
– Эй, любезный! – окликнула его блондинка хриплым голосом законченной алкоголички. – У вас спиртное подают?
– Водку, – ответил тот, кое-как восстановив равновесие. – Вам столик на двоих? Или вы одна будете?
– Не знаю, не знаю, – ответила блондинка. – Там поглядим. Как пойдет.
Официант моргнул и ретировался. Он любил пугливых интеллигентных дамочек, которые могли покраснеть, если он наклонялся слишком низко и проявлял излишнюю внимательность. Дамочки тогда начинали быстро подметать с тарелок пищу и глотали ее, как маленькие жадные собачки, большими кусками. А потом исчезали, подобно привидениям – бесшумно и незаметно, – оставив ему тридцать рублей на чай. Почему-то именно тридцать, словно это число было для них знаковым.
Блондинка отличалась от них, как принцесса крови от гувернанток. Не сходя с места, она нагло обозрела зал и тут же положила на кого-то глаз. Официант оглянулся, не в силах справиться с любопытством. Ясно, кто привлек ее внимание – двое мужчин, сидящие друг против друга. Оба вызывающе красивы и одеты с большим вкусом. Один – брюнет с темными усиками, второй – блондин с чисто выбритым лицом, большими выпуклыми глазами, прозрачными, как аквариумы.
Рассмотреть блондина у Лаймы не было возможности. К ее огромной радости, он сидел спиной к залу, а Корнеев, наоборот, – лицом. Если она сейчас помашет ему рукой, он, конечно, заметит ее жест и повернет голову.
Она поднялась на цыпочки, вытянула вверх руку и помахала так отчаянно, словно Корнеев оставался на причале, а она уплывала в бурное море на белобоком лайнере. Однако не случилось ровным счетом ничего. Корнеев, как ни в чем не бывало, продолжал беседовать со своим новым знакомым.
Тогда Лайма подняла обе руки вверх и покачала ими туда-сюда, изобразив рябину, гнущуюся от ветра. Немногочисленные посетители наблюдали за ней с любопытством.
Лайма знала, что Корнеев обладает феноменальной способностью сосредотачиваться на деле, но обычно он впадал в транс, только когда включал компьютер. То, что он умеет отключаться от всего окружающего во время светской беседы, стало для Лаймы неприятным сюрпризом. Однако адреналин все еще бурлил в ее крови, заставляя добиваться своего.
Она поправила сумку на плече, сосредоточилась и подпрыгнула высоко вверх. Каблуки загрохотали на плиточном полу, и Лайма присела от неожиданности. Еще несколько человек в зале обернулись, но блондин, к счастью, не обратил на шум никакого внимания. Корнеев тоже.
Тогда Лайма одним движением сбросила обувь и, держа по одной туфле в каждой руке, подпрыгнула еще раз, вытянув носочки, как гимнастка, выполняющая обязательные упражнения. Туфли взлетели вверх и глухо хлопнули над головой.
– Заказ делать будете? – равнодушно спросил метрдотель, проходя мимо. – Или вы просто попрыгать зашли?
У него был такой вид, словно в ресторан к нему приходили одни придурки, и он уже их столько перевидал, что перестал удивляться.
– Буду делать заказ, – свистящим шепотом ответила Лайма.
– Тогда я вам официанта подошлю, – пообещал метрдотель.
Лайма подумала, что, если она отправит официанта к Корнееву и Женя начнет искать ее глазами, блондин обязательно обернется. Интересно, почему он не должен ее видеть? Тут как раз подошел официант, держа в опущенной руке пустой поднос. У него был не менее индифферентный вид, чем у метрдотеля.
– Дайте мне это, – попросила Лайма. – На минуточку.
– Нате, – ответил тот и протянул ей свое орудие труда.
Поднос был круглый, увесистый и, когда она взяла его в руки, издал низкое «блямс». Она подняла его над головой, как спортивный судья табличку с оценками, и немного постояла в таком положении. Корнеев не проявил к блестящей ресторанной утвари никакого интереса.
«Черт», – про себя ругнулась Лайма и совершила несколько резких махов, как одалиска, обмахивающая опахалом своего господина.
Мощная струя воздуха взъерошила салфетки на соседних столиках. Идиот Корнеев даже не моргнул. Официант, наблюдавший за ней с постным выражением на лице, поинтересовался:
– Может, вы сядете?
– Может, и сяду, – сварливо ответила Лайма, возвращая поднос. – Дайте полотенце.
Он без слов отдал полотенце и пошел дальше.
Лайма выдвинула деревянный стул с изогнутой спинкой из-за соседнего столика и, крякнув, взгромоздилась на него, словно на постамент. Полотенце же использовала как белый флаг, выбросив его вверх. И принялась полоскать в воздухе. Корнеев просто не мог не заметить ее немых призывов.
Но он не заметил!
– Это что у вас тут – танцы, стриптиз? – с нескрываемым удовольствием спросил пожилой подвыпивший джентльмен, появляясь в дверях ресторанчика.
– С бабами по ночам просто беда, – вздохнул метрдотель, пристально поглядев на размахивающую полотенцем Лайму. – Накурятся всякой дряни и давай выделываться. Хорошо, если солонки не начинают в головы метать.
– А какая цыпочка! – восхитился джентльмен. – Она одна?
Ответить метрдотель не успел – цыпочка опасно качнулась на стуле, замолотила руками в воздухе и с невероятным грохотом повалилась на рядом стоящий столик, навсегда сметая его с лица земли. Близлежащие стулья брызнули в стороны, как осколки снаряда. Шум поднялся такой, что из кухни высунулся повар с огромным тесаком в руке.
– Готова, – сказал метрдотель. – Счастье, если шею не сломала. – Он торопливо двинулся к месту происшествия, громко возвещая для всполохнувшихся посетителей: – Все в порядке, все под контролем!
Лайма лежала на спине в обломках мебели и смотрела в потолок. Там, наверху, две мухи играли в салочки, то присаживаясь на цветные плафоны, то снова принимаясь гоняться друг за дружкой.
