судя по всему, хвостовой. Прикинула, как его применить и с сожалением отбросила идею привести себя в порядок. Если в теории: за дверью стоит маленькая метла на короткой ручке. Можно обмотать прутья платком, привязать расческу и попытаться… Воображение охотно подкинуло картинку: извернувшись, вычесываю хвост, тут открывается дверь и заходят старосты. И я, насмерть запутавшись, элегантно помахиваю застрявшей в хвосте метлой…
В ноге стрельнула боль, я дернулась, кружка выскользнула из рук и загрохотала по полу, весело расплескивая содержимое. В неуклюжей попытке словить, зацепила локтем стеллаж. Загрохотали, посыпались баночки, в нос ударил характерный запах мыльного корня. Копыта поехали на размокших корешках, пытаясь не упасть, я судорожно вцепилась во что-то на стене, затрещало дерево, посыпались щепки, и я в обнимку с полкой рухнула на пол.
– Что здесь происходит?
От звуков строгого голоса в голове прояснилось. Кое-как сфокусировав взгляд, я объяснила серым коленкам:
– Я нечаянно… Зацепилась… Сбила и вот…
– Понятно. Ветан! Помоги гостье!
Еще через пару минут знакомый уже привратник стянул меня с мыльной лужи и помог подняться на ноги. Как ни странно падение обошлось без увечий.
Обладательница серых коленок и строгого голоса оказалась пожилой кентаврой, потрясающей серебристо-серой масти. Представилась Риной и вызвалась проводить к старостам, у которых ко мне накопились вопросы.
Встреча со старшими прошла даже спокойнее, чем я надеялась. Попросили вкратце рассказать историю своего побега, мягко попеняли на непослушание и выпроводили восвояси. Замок с домика пообещали снять, и вообще, в пределах общины мое перемещение не ограничивать. Голубок уже махал крыльями на полдороги к Топотью, торопясь донести до матушки весть о поимке блудной дочки, когда я вышла из общинного дома. Солнце клонилось на закат, посеребрив до рези в глазах ближайший прудик, притулившийся к общинному забору. При ближайшем рассмотрении пруд оказался низким, едва ли мне по колено, клепанным металлическим чаном, локтей двадцати в длину. Я наклонилась, вглядываясь в водную гладь. Отражение подернулось рябью, пошло разводами, и на меня внимательно уставилась серая лупоглазая лягушка. Хрипло булькнула, выпустив пузырь воздуха, и скоренько убралась обратно на дно.
– Что, не нравлюсь, да? – буркнула я, запоздало хлопнув по воде ладонью – Я и сама себе последнее время не очень нравлюсь…
– Ита! Что ты там плещешься? Я тебя уже давно жду!
Знакомая серебристая кентавра нетерпеливо топталась у края чана, позвякивая пустым ведром.
Рине я обрадовалась как родной. Кроме нее и китовраса Ветана знакомцев в общине не наблюдалось, а спрашивать у первого встречного: « Где тут можно покушать раздобыть?», как-то неудобно. Бедный желудок уже даже бурчать перестал. Усох, наверное.
Образ пирожков замаячил с новой силой, рот наполнился слюной.
Увы, пришлось еще немного потерпеть. От предложения помыться с дороги я отказаться не смогла. Кентавра отвела меня на огороженную ширмой площадку у края чана и любезно предложила помочь.
Казалось, что с каждым следующим вылитым на круп ведром, вместе с водой уплывает усталость и тревога последних дней. Какое же счастье помыться нормально с мочалкой, мыльным корнем и скребком. Когда не надо никуда бежать, за кого-то волноваться., от кого-то спасаться, а можно просто расслабиться и окунуться в водную свежесть. На минуту показалось даже, что я дома. И не было прошедших сумасшедших дней. Вот сейчас оботрусь широким полотенцем и домой, за стол, с матушкой и Мийкой взвар с плюшками пить…
Грязная водичка весело журчала в отводной канавке, уплывая куда-то под забор. Я попыталась представить, что там с той стороны забора. По прикидкам получалось поле и пологий спуск к речке. Отступила когда-то вода, уменьшилось русло, вот и получилось, что Круж стоит на возвышении у Ороши реки. Говорят, еще сотню лет назад корабли до Кружа из столицы гоняли, а сейчас разве что плоты проходят, да лодки рыбацкие. Вот ближе к Антаре, там да, выходит река на глубокий простор и несет широкие волны аж до самого Сонного моря. Эх, побывать бы у того моря, посмотреть не на картинках, а вживую, как солнышко садиться за водный горизонт, и как гонит Ветробог облака, корабли свои небесные, все дальше и дальше над бескрайней синевой…
– Ита? Ты там уснула что-ли? – встревоженная кентавра заглянула за ширму, протягивая мне «лапу» с расческой, – а то зову-зову, а ты не откликаешься.
– Ой, извините, – я вынырнула из мечтаний, – о море задумалась.
– О море? – Рина ухмыльнулась – Хочешь, покажу тебе кое-что интересное?
Наскоро домывшись, расчесала хвост и волосы, переоделась в чистую рубаху, вытряхнула из старой карту Каврии. Единственное, помимо тельного ремня, что осталось у меня на память о доме. Надо же, и двух седмиц не прошло, а я уже растеряла все запасенные вещи, попала в десяток передряг, да и с дальнейшей судьбой все неопределенно и свиево.
А вот идея кентавры мне понравилась. Оказалось, что одна комната в общинном доме отдана под картины. Невероятной красоты и живости полотна украшали стены и потолок причудливыми сюжетами. И почти все были посвящены морю. Закаты, рассветы, дивные корабли-птицы, и на каждой второй дракон над водной гладью. Вот он сражается с ветром преодолевая бурю, а вот парит над тихой водой, внимательно вглядываясь в синюю глубину. Кажется, сейчас взмахнет крылами, и ворвутся в маленькую комнатку свист ветра и капли холодной соленой воды…
Преодолев первое восхищение, я обернулась к Рине.
– Кто их рисовал?
Довольная произведенным впечатлением кентавра топталась в дверях, изредка помахивая хвостом.
– Понравились?
– Очень! Это просто, просто… Изумительно!
– Дракон и рисовал.
– Как дракон? – я в недоумении тряхнула головой – Их же уже как пару сотен лет не существует?
– Ну, знаешь ли, – отмахнулась Рина, – если никто не видел, это не значит, что их не существует. Пойдем, еще одно место есть… Заодно и легенду местную расскажу.
Я с сожалением оторвалась от чудесных полотен и потопала вслед за кентаврой к смотровой площадке. Высокий деревянный помост на пару локтей возвышался над воротами со стороны реки. На пологом подъемном скате была набита плотная дерюга, что не позволяло копытам соскользнуть. С высоты открывался вид на саму Орошу, яркие квадратики общинных огородов и коровье стадо пестрой лентой растянувшееся вдоль реки. Солнце уже коснулось краешком дальнего леса, раскрасив закатные облака в причудливые желто-красные оттенки.
– Туда смотри, – Рина махнула рукой. – полосу видишь?
Около Кружа Ороша загибалась широкой петлей, которую словно перерезали поперек узким прямым каналом. На импровизированном острове желтело пшеничное поле.
– Ну, вижу, – я вопросительно уставилась на кентавру.
– Так вот. Канал этот драконьим зовется. Кружанам и невдомек, откуда название взялось, а кентавры знают. Еще в стародавние времена, когда общину только основали, повадился к местным старостам в гости дракон летать. Да не обычный, а оборотень. Уж что он общего с кентаврами нашел, не знаю, но дружили крепко. Было дело, и знахарь наш его от рыцарской стрелы избавлял, крыло помогал зарастить. И в засушливый год дракон воду с дальних озер в чане носил. Всякое случалось. А еще, художник он был великий. Все о море мечтал, а полететь почему-то не мог. Не то у него с тамошними драконами нелады были, не то еще что. Вот и рисовал мечтания свои. Еще дед мой его помнил, все ящерицей косокрылой называл. Круж-то наш пильфы основывали, а сама знаешь, в виноделии и умении пивоваренном с ними мало кто сравниться может. Ну старосты как-то и закупили пару боченков вина, Ветроборжий день отпраздновать. А ключник наш на вино хорошее падок был, вот и предложил дракону попробовать перед праздником. Оно на пару и напробовались. Виновника под замок запирать пришлось, чтобы ноги не переломал и пол-общины в щепки копытами не разнес. Дракон покрепче оказался, даже сам домой в
