возражал. Он давно хотел остаться с Фоком наедине — карман его мундира жгло письмо Куропаткина, требующее разговора с другом.
Через минуту Кондратенко уже был на лошади и в сопровождении Науменко, адъютанта и двух казаков скрылся в густой пыли.
До позиций 26-го полка добрались к вечеру. По дороге Роман Исидорович несколько раз сворачивал к линии русских окопов, пытаясь разобраться в обстановке, но видимость была плохая, и только с горы Большая сопка открылась прекрасная перспектива всей русской позиции. Просматривались хорошо и японцы. На их переднем крае стояла тишина, а вот в лагере, расположенном недалеко от Дальнего, жизнь бурлила вовсю.
Науменко с адъютантом поручиком Ерофеевым немного поотстали и не заметили, как генерал спустился вниз к линии окопов. Окопы прерывистыми змейками тянулись по возвышенностям. Появление всадника вызвало оживление не только среди русских стрелков, но и у японцев. Так что когда Науменко с Ерофеевым догнали генерала, вокруг него посвистывали пули.
У наблюдательного пункта на закрытых позициях батареи Кондратенко задержался.
— Как японцы? Поручик! — крикнул он подбежавшему с докладом артиллеристу и, спешившись, первым пошел к наблюдательной площадке.
Поручик, придерживая одной рукой шашку, другой — прыгающую на голове фуражку, едва поспевал за ним и, захлебываясь, бубнил что-то.
Когда Науменко взобрался на площадку, Кондратенко уже отошел от бойницы и, пристроившись с блокнотом, что-то быстро писал. Науменко всякий раз восхищался той энергией, юношеским задором, которые излучал генерал при приближении стоящего дела. При этом подполковник чувствуя, что и сам заражается энергией. Сегодня генерал просто светился.
— Евгений Николаевич, есть идея, — обратился он к подошедшему Науменко, — больше нигде не останавливаемся, двигаем прямо к Семенову, а если и там такая же обстановка, начинаем наступать. Вы только послушайте этого поручика, сверьте наши карты с действительностью. Тут совершенно ясно, что надо отбивать Куинсан.
Науменко долго рассматривал в бинокль японские позиции и осторожно заметил:
— Ваше превосходительство, я думаю, шанс есть…
— Именно шанс, и только шанс. Видите, начинают подтягивать силы. Надо опередить японцев. Возьмем Куинсан, тогда — вперед, на Дальний. Если нам не помогла маньчжурская армия, то мы поможем ей.
На позициях 26-го полка чувствовалась кондратенковская выучка. Оставленные несколько дней назад, а теперь вновь отбитые окопы спешно укреплялись. Готовые закрытые позиции для артиллеристов приводились в порядок. После недавнего успешного боя настроение солдат и офицеров было прекрасное.
Оценив обстановку, Кондратенко сразу же стал собираться к Стесселю.
— Вы, полковник, — повернулся он к Семенову, — к ночи будьте готовы. Попробую добиться, чтобы вас поддержал хотя бы еще полк. Да, не забудьте моей записки к морякам, только отправьте ее тихо. Упаси бог, если она попадет к Стесселю или Фоку! Конец всему делу…
Кроме отработки плана операции, которая была возложена на Науменко, Кондратенко написал письмо командующему эскадрой с просьбой выделить отряд кораблей для содействия наступлению на Дальний.
«Желательно в этой операции не меньше трех-пяти судов подвижной береговой обороны, канонерок и крейсеров, при одновременном ударе всеми бронированными отрядами на Дальний с моря…» — писал он Витгефту.
У Стесселя Кондратенко просил артиллерию для поддержки атаки и 25-й или 27-й полк своей дивизии. Он понимал, что опаздывает. Японцы успели укрепиться на Куинсане, а наша скорострельная артиллерия, имея только шрапнель, не могла нанести значительный урон укрытой живой силе. И все-таки в ночь на 22 июня он лично повел в бой 26-й полк. Впервые участвуя в бою, Роман Исидорович проявил столько хладнокровия и мужества, что заставил говорить о себе и офицеров, и солдат. Поднимая людей в атаку, он быстро крестился и, бросив короткое «Ну, братцы, с Богом!», первым лез на бруствер. Не было в полку человека, который бы в этих скоротечных атаках не желал оказаться рядом с ним. Стрелки быстро, обгоняя маленького хромающего генерала, создавали вокруг него живую стену, чтобы защитить любимого командира.
К двум часам дня все укрепления и склоны горы Куинсан были заняты, но бой не складывался. Японцы держались стойко, прижимая пехоту сплошным пулеметным огнем к земле. Правда, подошли русские корабли. Витгефт выслал отряд в составе крейсеров «Новик», «Паллада», «Диана», «Баян», трех канонерок и шести миноносцев, но, едва они пристрелялись, на горизонте показалась вся японская эскадра. Русские корабли, вступив с ней в артиллерийскую дуэль, начали отходить в Артур. От Стесселя помощи не было. Поредевшие роты 26-го полка залегли за камнями и складками местности, ожидая результатов действия наших батарей. Но каковы бы они могли быть? По приказу Фока ни одно тяжелое орудие не было пропущено на огневые позиции. Это было ничем не прикрытое предательство. Начало темнеть, и Кондратенко окончательно понял, что операция не удалась. Подавленный и расстроенный, сидел он на командном пункте полка. Выслушав очередной доклад Семенова о потерях, Роман Исидорович приказал отступать на исходные позиции. С темнотой бой совсем стих, и 26-й полк отошел к Зеленым горам.
Кондратенко душила обида за бессмысленные жертвы, за неудачу выигрышного дела, за тупость и ограниченность Стесселя и Смирнова. О Фоке не хотелось и вспоминать. Зато живо встали в памяти горе- полководцы, сопровождавшие его по службе всю жизнь. В мирное время они только мешали, сейчас губили людей, позорили армию и Родину.
В ночь Кондратенко уехал в Порт-Артур, где на следующий день был едва ли не высмеян в штабе Стесселя за попытку взятия Дальнего. Роман Исидорович не стал объяснять, что только отсутствие тяжелой артиллерии, преступно задержанной на позициях 4-й дивизии, и резервов не позволили ему довести дело до конца. Он с новой энергией взялся за работу. Стессель к этому времени окончательно обрел уверенность. После короткого совещания с Фоком он отправил Куропаткину письмо, в котором писал, что все донесения на него — наговоры, что он по-прежнему готов оборонять Порт-Артур, что оборона только им и держится, что все его любят и верят только ему, что, наконец, просто некому сдать должность: Смирнов — глуп, Кондратенко — молод, Фок — сварлив. Посылая это письмо, Стессель несколько опасался, но, как ни странно, Куропаткин отнесся к нему, как он сам впоследствии заявил, «с доверием» и более не беспокоил начальника Квантунского укрепрайона.
Благосклонность командующего явилась для Стесселя подтверждением своих исключительных качеств. Он даже не удивился неудачам на передовых позициях. Действительно, руководил-то боем не он, а строптивый и абсолютно неопытный Кондратенко, которого можно слегка укротить.
Высмеять Кондратенко не удалось, ибо после дела под Куинсаном популярность его среди офицеров и солдат возросла настолько, что сразу сделала его выше всех сплетен.
Для Стесселя, Фока и их компании Кондратенко оставался сумасбродным выскочкой, а для солдат давно стал «нашим генералом».
Захватив Куинсан, генерал Ноги снова оживился, но все еще не считал себя достаточно подготовленным к решительному наступлению. Почти месяц ему понадобилось на подготовку. Только с подходом из Японии частей 9-й дивизии и двух бригад, а также осадного парка артиллерии он решил двинуть свои войска против русских позиций на перевалах. Для этой операции Ноги выделил более 60 тысяч солдат при 208 орудиях и 72 пулеметах.
Роман Исидорович после боев под Куинсаном большую часть времени посвятил работам по укреплению фортов. Тревожное молчание японцев и беспокойство за судьбу позиций на перевалах вновь вынудили его вступить в спор со Стесселем и Фоком. Снова началась словесная и письменная перепалка. Стессель, а особенно Фок не рассчитывали долго задерживаться на перевалах. Кондратенко же прикладывал отчаянные усилия для укрепления Зеленых гор. Достраивались блиндажи, стрелковые окопы снабжались защитными козырьками и бойницами, спешно подтягивалась скорострельная артиллерия. Но главное внимание Роман Исидорович уделял подготовке резервов, рассчитывая на активную оборону.
Кондратенко пытался доказать очевидное. Действительно, при данном соотношении сил и средств удержать позиции можно было только смелыми и решительными контратаками, не дающими противнику
