сославшись на недомогание, уехал домой. А взявший бразды правления Смирнов обрушился на Романа Исидоровича с упреками в нерешительности. С трудом удалось уговорить его обратиться к морякам за огневой поддержкой на случай будущих атак.
26 июля бомбардировка города, порта, передовых позиций возобновилась. Положение на горах становилось угрожающим. К счастью, к 11 часам в бухту Тахэ вошел крейсер «Новик» в сопровождении канонерок «Бобр» и «Гремящий», а также семи миноносцев. Сначала они своим огнем разметали японцев, находящихся на скатах Дагушаня и Сяогушаня. Затем перенесли его на батареи противника. Атака захлебнулась и не возобновлялась до тех пор, пока появившиеся японские броненосец и четыре крейсера не вынудили русские корабли отступить. В который раз пошла в атаку японская пехота, в который раз откатилась назад и вновь начала наступление. Сибирякам стало казаться, что в строй встают мертвые, настолько быстро вместо разбитых японских рот подходили новые.
Наконец в середине дня японцы поднялись на вершину горы и ворвались на артиллерийские позиции. Здесь они в полной мере познали, что такое русская штыковая атака. Бросившиеся на выручку артиллеристам стрелки буквально смахнули с вершины японцев. В рукопашную поднялись и оставшиеся в тылу у японцев солдаты охотничьей команды. Но и потери русских были немалые. К вечеру на Дагушане осталось чуть больше роты стрелков да кучка артиллеристов. Люди были настолько утомлены непрерывными боями, что засыпали среди неубранных тел врагов и своих погибших товарищей.
Кондратенко дважды просил у коменданта крепости подкреплений. И дважды получал отказ. Ночью японцы еще два раза пытались атаковать позиции на Дагушане, но дневные неудачи настолько сломили их, что попытки эти были очень робкими. В два часа ночи, так и не получив подкреплений, русские войска ушли с Дагушаня.
На Сяогушане положение было не лучше. Однако здесь японцам так и не удалось подняться выше первых окопов.
Наступил третий день боев. Все свои силы японцы сосредоточили на Сяогушане. Положение оборонявшихся осложнилось еще тем, что японцы с дагушанских позиций стали обстреливать их из полевой артиллерии. Но все-таки русские войска продержались до ночи.
За время нескольких дней этих боев Кондратенко постарел на годы. Второй раз в своей жизни он видел, как теряется инициатива, как гибнут люди только из-за того, что старший начальник отвергает его просьбу подтянуть резервы. «Или добьюсь у Стесселя полного контроля над резервами, или откажусь от командования сухопутным фронтом, — думал он, получив очередное донесение с передовой. — Но тогда назначат Фока или Смирнова. Первый через месяц сдаст крепость. Второй, несмотря на свои две академии, недалеко ушел от Стесселя… Ладно, потерплю. Дальше видно будет, а пока надо спасать людей».
Через час к Смирнову пришла депеша, в которой Кондратенко писал:
«Дагушань сильно обстреляна нашей артиллерией, но обратно занять ее вряд ли возможно, ввиду большого скопления японцев в деревнях около Дагушаня. Сяогушань занята тремя ротами. Одно орудие лопнуло, у другого нет снарядов; подвоз снарядов невозможен, так как дорога обстреливается со стороны побережья, куда уже подобрались японцы и таким образом массами окружили Сяогушань. Полагал бы до рассвета увести роты в крепость, чтобы их сохранить».
Ответ пришел незамедлительно, но лучше бы его не было. Смирнов приказывал не только обороняться, но утром следующего дня отбить Дагушань. Это попахивало авантюрой. Кто знает, что из нее вышло бы, но около часа ночи японцы опередили события и пошли на решительный штурм. Под натиском превосходящих сил русские отступили в крепость. За три дня боев артурцы потеряли 450 солдат и офицеров, потери японцев составили около 1500 человек.
Бомбардировки последних дней подтолкнули наконец к действию артурскую эскадру.
Офицеры, жаждавшие активных действий, открыто говорили в Морском собрании: «Небось теперь поймут, что артурский бассейн — это могила эскадры… Могила — еще ничего. А вот если преждевременная смерть, а затем воскресение под японским флагом? Вот это уже хуже…»
Со времени последнего выхода, 16 июня, прошло более месяца, а на флоте ничего не изменилось. Продолжался обмен телеграммами между наместником и командующим эскадрой. Алексеев не переставал приказывать при первой же возможности выходить в море и прорываться во Владивосток, Витгефт под различными предлогами выход откладывал, а в одной из телеграмм прямо написал: «Не считаю себя способным флотоводцем, командую лишь в силу случая и необходимости по мере разумения и совести до прибытия командующего флотом…»
После этого Алексееву стало окончательно ясно, что без категорического приказа Витгефт так и не решится на прорыв. Флот же следовало спасать. 18 июля он потребовал: «…Принимая во внимание, что поддержка Артуру может быть оказана не ранее сентября и что Балтийская эскадра может прибыть сюда только в декабре, для артурской эскадры не может быть другого решения, как напрячь все усилия и энергию и, очистив себе проход через неприятельские препятствия, выйти в открытое море и проложить себе путь во Владивосток, избегая боя, если позволят обстоятельства».
И опять Витгефт молчал.
Последнюю телеграмму он получил в первый день бомбардировки: «Вновь подтверждаю… К неуклонному исполнению. Вывести эскадру из Порт-Артура… невыход эскадры в море вопреки высочайшей воле и моим приказаниям и гибель ее в гавани в случае падения крепости лягут тяжелой ответственностью перед законом, лягут неизгладимым пятном на честь родного флота и Андреевский флаг. Настоящую телеграмму сделать известной всем адмиралам и командирам».
Дальше тянуть было невозможно, тем более что бомбардировка порта и внутренней гавани прошла не безболезненно. Получили незначительные повреждения броненосцы «Цесаревич» и «Ретвизан». Едва затихла стрельба, Витгефт собрал на «Цесаревиче» последнее совещание. Объявив флагманам волю царя и приказ наместника, он назначил выход на 28 июля. В тот же день приказ был разослан по кораблям.
В ночь на 28 июля корабли, назначенные на прорыв, полностью приняли топливо, запасы продовольствия и боеприпасы. В этот час всеобщего подъема на кораблях раздавались возгласы: «Давно бы так!.. Молодчага Витгефт!»
28 июля в 8 часов 50 минут утра на «Цесаревиче» был поднят сигнал: «Флот извещается, что государь император приказал идти во Владивосток». Эскадра вслед за тралящим караваном вышла в море. Впереди с отрядом из восьми миноносцев шел крейсер «Новик», за ним броненосцы «Цесаревич», «Ретвизан», «Победа», «Пересвет», «Севастополь», «Полтава». Дальше крейсера «Аскольд», «Диана», «Паллада». Замыкало строй кильватера госпитальное судно «Монголия».
В 10 часов 30 минут тралящий караван был отпущен домой, а еще через час в поле видимости появились главные силы японцев: четыре броненосца и шесть броненосных крейсеров. Адмирал Того заранее был извещен, какие русские корабли вышли в море и каким курсом идет эскадра. Конечно, надеяться на то, что удастся без боя осуществить прорыв, было просто бессмысленно, но в неизбежном сражении Витгефт имел шансы на успех. Силы противоборствующих сторон были примерно равны: русские имели превосходство в артиллерии главного калибра, а японцы — в скорости хода кораблей.
Русская эскадра, несколько перестроившись, продолжала двигаться вперед. Крейсер «Новик» перешел в конец кильватерной колонны, так как появились вспомогательные отряды японской эскадры. Главные силы японцев старались перерезать курс русским кораблям, остальные отряды, по три-четыре крейсера, шли с ними параллельными курсами, постепенно окружая их. Свободным оставался только путь в Артур. Своим маневром адмирал Того как бы предлагал повторить 10 июня.
В половине первого с расстояния 70–80 кабельтовых японцы открыли огонь. Русские ответили. Завязалась перестрелка. Желая уйти от охвата и проскочить мимо японского головного отряда, Витгефт изменил курс влево. Конечно, имея целью прорыв во Владивосток, командующий русской эскадрой поступил правильно. Однако этот маневр вывел противника на контркурсы, что явно ухудшало возможности стрельбы с русских кораблей, ибо японцы шли против солнца под острым углом.
Витгефт потерял преимущество в артиллерии. Но и Того после расхождения на контркурсах запоздал с разворотом. В результате русская эскадра оторвалась от противника, и в 13 часов 30 минут огонь прекратился. Японцы устремились в погоню, и, несмотря на преимущество в скорости, ни один из них ближе 70 кабельтовых к русской эскадре не приблизился.
Вновь начался огневой бой. И вновь Того, допустив грубые ошибки в маневрировании, упустил Витгефта. Русские корабли прорвались в открытое море. Только преимущество в скорости позволило
