огромные».
Поздно ночью Кондратенко после двухсуточного пребывания на позициях вернулся в Порт-Артур. Надо было переменить белье, помыться. Да и оставаться на левом фланге больше не имело смысла. Роман Исидорович чувствовал, что теряет управление и не совсем ясно оценивает весь ход событий. Усталость валила с ног, но Кондратенко завернул в штаб, надеясь там встретить Науменко. Тот кратко доложил Роману Исидоровичу о положении крепости.
Второй день штурма также не принес японцам существенного успеха. Правда, помимо Угловой, они овладели Панлушанским редутом, но оба эти укрепления не являлись основными в системе обороны.
На восточном фронте противник продолжал массивную артиллерийскую подготовку. Генерал Белый, также неотлучно вторые сутки находившийся на Большом Орлином Гнезде, приказал полевым и крепостным батареям для экономии боеприпасов снизить интенсивность ответного огня. Зато много и удачно стреляли корабли эскадры. Огнем броненосцев «Севастополь», «Пересвет» и «Полтава» было уничтожено несколько японских батарей.
Утро третьего дня штурма началось, как и раньше, бомбардировкой. Отдохнувший Кондратенко появился в штабе около семи часов. По воспаленным глазам Науменко было видно, что он не спал всю ночь.
— Что, как идут дела, Евгений Николаевич? — озабоченно спросил Кондратенко, направляясь к карте. — Думаю, сегодня Ноги раскроет нам карты, и если все-таки навалится на левый фланг, будет очень худо… Ну да ладно… Что гадать. Докладывайте. А потом — отдыхать до завтрашнего утра. И без возражений, — добавил он, предупреждая протест начальника штаба.
Науменко подошел к карте.
— На западе бригада противника атакует Длинную гору, — докладывал он глухим, хрипловатым голосом. — Пока безуспешно. На севере Водопроводный и Кумирненский редуты, хотя и полуразрушены, держатся. Особенно ожесточенно атакуют сегодня Кумирненский, бросили в бой до тысячи солдат. Но, думаю, продержимся… Судя по последним данным, готовится атака между редутами. Вы еще вчера послали туда две резервные роты…
Науменко замолчал, как бы специально делая паузу, и затем более решительно продолжил:
— …А на восточном фронте сегодня жарко. Судя по всему, наши предположения о направлении главного удара подтверждаются. Ночью, пользуясь туманом, японцы в колоннах дошли до наружного рва форта № 2 и начали разворачиваться для атаки. На форту их вовремя заметили и встретили огнем в упор. Атаку отбили. Наши потери 35 человек, у японцев, по непроверенным данным, несколько сот. Такая же история на Куропаткинском люнете. Здесь противник в темноте, используя складки местности, добрался до бруствера. Пришлось встречать его в штыки. С большими потерями враг отбит, хотя и недалеко. Получил подкрепление, снова пошел в атаку. Здесь, думал, будет коней. Один за другим погибали офицеры. И среди нижних чинов потери возросли. Японцы ворвались в люнет. Наши начали отступать, отбиваясь штыками. Хочу отметить действия унтер-офицера Литасова, принявшего на себя командование и вовремя запросившего помощь. Он сразу отправил на Орлиное Гнездо ефрейтора. Кажется, Никифорова… Словом, только перед вашим приходом доложили: люнет снова в наших руках. Контратакой руководил Литасов.
Науменко опять замолчал, но, заметив нетерпение генерала, обвел указкой правый фланг обороны.
— Судя по тому, какие ожесточенные атаки они ведут сейчас на редуты № 1 и № 2, надо полагать, главный удар будет здесь.
Роман Исидорович, выслушавший доклад молча, повернулся к стоящему у дверей Ерофееву:
— Голубчик, мне и полковнику лошадей. Я на Орлиное Гнездо, а он — домой, спать!
Последние слова Кондратенко произнес решительно, и Науменко понял, что возражения не принимаются.
— Да, Евгений Николаевич, а генерал Смирнов на Орлином? — спросил генерал, когда они прощались на выезде из Старого города.
— Был там, но сегодня в штабе крепости.
— Ну и слава богу, меньше донесений придется писать. Сразу одно — и ему, и Стесселю…
Кондратенко улыбнулся и, пришпорив коня, поскакал к ожидавшим его адъютанту с казаками.
На Большом Орлином Гнезде ему стало ясно, что главные события разворачиваются в промежутке между фортами № 2 и № 3, у редутов № 1 и № 2. Японцы начали атаки в четыре часа утра. Сейчас, через пять с небольшим часов, им не удалось продвинуться ни на шаг. Командир наступающих частей генерал Ичинохе недалеко ушел от своего коллеги по правому флангу Тамоясу. Не считаясь с громадными потерями, он бросал батальон за батальоном прямо в лоб на редуты № 1 и № 2 либо в промежутки между ними, всюду попадая под перекрестный огонь. Потерял за утро до полка пехоты. Сейчас на позициях было временное затишье. Взору Романа Исидоровича открылась безотрадная картина. Укрепления разрушены. В траншеях изнуренные жарой и боем люди укрепляли поврежденные козырьки и бойницы. Пользуясь передышкой, стрелки выносили из полуразрушенных блиндажей раненых. В тыл тянулись нескончаемой цепочкой носилки, повозки… Пахло гарью, потом, кровью…
Затишье длилось недолго. В середине дня, перегруппировавшись и проведя интенсивную получасовую артиллерийскую подготовку, японцы продолжили наступление. Защитники редутов отбили еще три атаки. От разрывов шрапнели в воздухе висело большое белое облако. Положение осложнялось. У Горбатовского оставался последний резерв.
Кондратенко, находясь на командном пункте начальника обороны правого фланга, видел, что огонь с редутов слабеет, что все больше и больше японцев успевает добежать до передовых рвов.
— Пора, — повернулся он к Горбатовскому, — бросайте последнюю роту. О дальнейшем не волнуйтесь. Сейчас же организую помощь моряками. Дело тут заворачивается не на один день.
Горбатовский поспешил выслать из резерва последнюю роту. И вовремя. Японцы уже были на правом фасе редута. Там шла ожесточенная рукопашная схватка. Нападавших встретил в штыки комендант редута штабс-капитан Русаковский с оставшимися в живых двенадцатью стрелками. Подошедшая рота спасла и эту горстку храбрецов, и редут. Противник был отброшен с большим уроном и в пять часов вечера отошел назад.
Редуты остались за русскими, но вид их был ужасен. Все разрушено и исковеркано: брустверы, блиндажи, орудия. Повсюду лужи крови, неприбранные трупы. Дымилась взрытая снарядами земля. Утомленные боем люди вновь принялись за восстановление укреплений. Но работа длилась недолго. В одиннадцать часов, под покровом темноты, японцы вновь пошли на штурм. Положение становилось безвыходным, но тут к редутам подоспели два батальона морского десанта, высланные Кондратенко. Им удалось окончательно отбросить врага. Всего Роман Исидорович направил Горбатовскому семь десантных рот.
После трехдневного штурма Кондратенко стало окончательно ясно, что главный удар японцы наносят на восточном фронте. Правда, они по-прежнему атаковали и на других участках, но Ноги явно недооценивал противника, считая, что его план не разгадан. В ночь на 9 августа Роман Исидорович снял часть войск с западного фронта и перебросил их Горбатовскому. Утомленные в боях роты заменили отдохнувшими и полностью укомплектованными.
Поздно ночью от генерала Белого пришло сообщение о том, что часть подбитых орудий на восточном фронте заменена на новые.
Кондратенко отдал по войскам сухопутной обороны приказ:
«Объявляю всем войскам передовых и основных позиций сухопутной обороны, что ни малейшего отступления от занимаемых ими позиций не допускается под страхом ответственности по законам военного времени».
Четвертый день штурма начался отвлекающими атаками на западном участке. Бригада противника штурмовала Длинную и Дивизионную горы, но моряки 5-й и 6-й рот Квантунского экипажа отбили все атаки японцев. Бои здесь были второстепенного значения, однако и эти неудачи раздражали Ноги. Августовские атаки Длинной настолько запомнятся японскому генералу, что после победы он прикажет поставить на горе столб с надписью: «Полковник Синзоро Тедзуки был расстрелян за то, что, заняв русские окопы, не сумел их удержать, а когда русские открыли огонь, он бежал, чем способствовал нашей неудаче».
Основные бои, как и предполагал Кондратенко, опять развернулись у редутов № 1 и № 2. Ноги в
