Напечатанный текст почти слово в слово совпадал с тем, что он предвидел, и ему показалось, что он выучил его наизусть раньше, чем прочел. Хорошо еще, что листовка была написана на итальянском и ему не пришлось переводить. Не желая слишком сильно пугать старика, он прочел ему эти несколько строк насколько мог спокойно:
— «Друзья-итальянцы, внимание! До этого момента мы старательно избегали бомбить аббатство Монтекассино. Немцы воспользовались этим. Но сражение все ближе подходит к святому месту, и настал час, когда мы вынуждены направить наше оружие против самого монастыря. Мы предупреждаем вас заранее, чтобы вы смогли уйти в безопасное место. Поторопитесь! Немедленно покиньте монастырь! Послушайтесь нашего предупреждения — это в ваших собственных интересах. Подписано: Пятая армия».
Он нервно смял листок и скатал в шарик. Старик недоверчиво задумался.
— «Мы вынуждены направить наше оружие…» — повторял он, пытаясь понять смысл предупреждения, и вдруг резко поднял голову. — Не станут же они разрушать монастырь, простоявший здесь уже более тысячи лет! — воскликнул он.
— Для вашей же безопасности будет лучше, если вы уйдете, — ответил Ларри. — Посмотрите.
Крича от страха и возбуждения, люди поднимались целыми семьями и, толкаясь, двигались к арке перед главными воротами. Пытаясь унять начинавшуюся панику, аббат в окружении братии вышел из корпуса послушников. Вслед за монахами четверо мужчин, среди которых Ларри без всякого удивления узнал Феличе, одного из героев прошлой ночи, несли статую святого Бенедикта. Высокая фигура отца Гаэтано встала перед встревоженной толпой.
— Братья, с вами говорит отец приор. Прошу вас сохранять спокойствие. Мы с вами сейчас пойдем, как я вам уже говорил, следом за капитулом. Прошу вас также оставить в монастыре все тяжелые и громоздкие вещи. Проходя мимо цистерны, наполните водой имеющиеся у вас фляжки. Когда мы доберемся до фермы Альбачета, вы останетесь ждать под ее прикрытием, а мы с отцом аббатом попытаемся договориться с немцами, чтобы они нас пропустили.
Уверенный голос отца Гаэтано снова сотворил чудо, и длинная колонна пришла в относительный порядок.
— Брат Андреа, открывайте ворота! — скомандовал он громко.
Отец привратник повиновался, тяжелые створки медленно и величественно отворились, и в них ворвался ледяной воздух, заставивший вздрогнуть всю колонну и хлопать на ветру белый флаг. Ларри подумал, что флаг хлопает с таким же неприятным звуком, что и летучие змеи на пляже в Брайтоне, где он проводил каникулы, когда учился в школе.
— Я боюсь! Боюсь, — раздался рядом с ним тоненький голосок.
Маленькой девочке было, наверное, столько же лет, сколько ему тем летом. Ларри наклонился к ней.
— Ты одна? — спросил он.
Девчушка, увидев в проеме ворот близкие горы, широко раскрыла глаза, словно за время своего заключения позабыла об их существовании.
— Я с бабушкой, я ее ищу, — смущенно объяснила она.
— Она тоже тебя ищет, постарайся поскорее с ней встретиться и…
Его голос утонул в звуках гимна, который запели в тот момент, когда статуя святого покидала стены монастыря. Колонна стала выходить через оставшиеся открытыми ворота и медленно удалилась. Вскоре он мог различить только девственно-белые складки флага, терявшиеся во враждебных отрогах Монте-Кайро. Не хватало только индусов в тюрбанах, чтобы создалось полное впечатление каравана, уходящего в сторону Гималаев. В хвосте колонны, спотыкаясь, брели отставшие, и двое монахов, замыкавшие шествие, помогали им и подбадривали. Он спрятался за колонну, опасаясь, что его заметят опоздавшие. Среди покрывавших землю листовок валялись остатки еды, брошенные беженцами. Раздался звук курантов, пробивших девять часов.
Он заботливо вынул из кармана документ, который два месяца назад безуспешно разыскивал у всех букинистов Неаполя. В конце концов Ларри удалось за приемлемую сумму получить вожделенный план монастыря, датированный 1808 годом. Он осторожно развернул его, сориентировался и сразу же направился в южное крыло.
Ему надо было пройти вдоль большой трапезной и перейти через дворик настоятеля. С планом в руке он буквально скользил по плитам пола, стараясь двигаться бесшумно, словно бледный призрак тысяч монахов, с незапамятных времен сменявших друг друга в этом месте. Он прошел по галерее и проник в длинный зал, обставленный готическими стульями с высокими спинками, на стенах которого висели суровые портреты аббатов. Холодный свет, падавший из высоких окон, словно умытый многодневным дождем, отражался от плиточного пола, который блестел так, что Ларри казалось, будто он идет по залитой водой долине, что внизу. Напротив окон высокие резные дубовые двери должны были вести — если его план был верен — в библиотеку. С бьющимся сердцем он осторожно открыл ближайшую створку.
И в изумлении остановился на пороге. В длинном зале еще сохранились таблички, написанные готическими буквами, обозначавшие расположение различных отделов библиотеки. «Философы», «Теологи», — прочел он, прежде чем его удрученный взгляд упал на полки. Они были пусты. От запаха вощеного венгерского дуба начинало казаться, что стоишь перед гигантским заброшенным ульем, открывшим нескромному взгляду свои пустые ячейки. Разочарование было таким сильным, что у него подкосились ноги и он вынужден был прислониться к дверному косяку. Два месяца усилий, страданий, усталости, риска быть пойманным как дезертир — и все ради того, чтобы попасть в книгохранилище, лишившееся своего содержимого! Не веря своим глазам, он медленно шел вдоль зарешеченных шкафов, в которых должны были бы стоять тысячи кодексов. По крайней мере можно быть уверенным хотя бы в том, что они не погибнут и когда-нибудь вернутся домой.
— Что вы здесь делаете, молодой человек? — послышался голос позади него.
Он вздрогнул и обернулся. Старый монах, опиравшийся на палку, смотрел на него с удивлением и осуждением.
— Я… Я искал дорогу, — промямлил он.
— Вы не имеете права находиться в этой части аббатства, — пояснил монах устало, но без неприязни. — Вам следует вернуться в помещение для послушников или в семинарию, которые отведены для беженцев.
Он махнул рукой в сторону галереи, по которой только что пришел Ларри, и она показалась тому такой длинной и мрачной, ведущей в бесконечное отчаяние.
— Но в аббатстве больше нет беженцев, святой отец… Они все ушли. Разве вы не читали листовку?
— Какую листовку? — непонимающе переспросил старый бенедиктинец.
— Только что над монастырем пролетел американский самолет-разведчик. Вот, прочтите, — сказал он, протягивая монаху листок.
Вздохнув, отец библиотекарь надел пенсне, вполголоса прочел текст и, пожав плечами, вернул его Ларри.
— Никто никогда не тронет это аббатство, я вам ручаюсь! — воскликнул он с отчаянной убежденностью в голосе. — Здесь была основана первая монашеская община, отсюда вышла вся западная цивилизация! Люди, которые освобождают нас от Муссолини, не тупицы! Я доверяю им и не хотел, чтобы отсюда хоть что-нибудь вывозили. В этом я не был согласен с отцом аббатом и отцом приором!
— Но вы же поняли, святой отец, что это не простая угроза, а срочное предупреждение! Может быть, и хорошо, что все успели эвакуироваться. Да и вам следует без промедления присоединиться к остальным на ферме Альбачета. Если хотите, я провожу вас…
Лицо старика исказилось.
— Нет, мой мальчик, оставьте меня сейчас. Вы молоды, идите к ним… Думайте прежде всего о вашей собственной жизни… а я никогда не покину места, которые всегда считал своими.
Он сделал движение, каким пастух собирает невидимое стадо.
— Здесь стояло сто тысяч драгоценных томов и тысячи инкунабул, — пояснил он Ларри. — Не говоря уж о десятках чудесных картин, хотя это и не было моей специальностью. Вот уже пять месяцев я брожу среди
