обкома «эмочку». Убедившись, что машина повернула на гору, то есть не по нашу душу, я дошёл до знакомой двери. Сюрприз ждал меня неоднозначный. Буфет стал торговать по коммерческим ценам, то есть карточки оставались мне, но цены выросли втрое. За пачку «Казбека» надо было платить больше червонца! Почесав в затылке, и проверив наличность, я плюнул, и купил сразу десять пачек. Получив аккуратно перевязанный бечевкой сверточек, я купил ещё несколько коробков спичек и вышел на улицу, со свертком, и практически с пустыми карманами.
Начальник УНКВД уже дожидался меня, достав карту из сейфа. Вместе мы изучили схему расположения зарядов, и уперлись в вопрос, кто же будет закладывать взрывчатку? Взрывников у Строкова не было, а у меня тем более.
— Ну ладно, толом мы каморы забьём, — Я отмахнулся от дыма папиросы, и вновь с яростью уставился на схему, — Но как устанавливать детонаторы, и прокладывать линию?
— Не знаю, — капитан госбезопасности машинально сломал спичку, потом кинул её в пепельницу и взял трубку телефона: — Пётр Васильевич, зайдите ко мне.
Пока Заяц не пришёл, мы сидели, курили, и просто молчали. Дверь открылась:
— Вызывали, Виктор Иванович?
— Заходите. Вот, скажите нам с капитаном, где наш «Подрывник»?
— Да где же ему быть? Сидит у нас в изоляторе. Повезло ему. Дело ещё не закончено, никак не вспомнит, у кого конкретно, он взрывчатку брал. Прокурор продлил срок задержания.
Повернувшись ко мне, Строков объяснил:
— Поймали тут на реке, одного умельца. Ещё месяц назад, рыбу решил глушить «бонбами», партизан с Гражданской, чтоб его. Дело было недалеко от желдормоста, так что его быстро повязали, и ко мне. А он пьян до изумления. Когда протрезвел, разобрались, да и передали дело в милицию. Думали влепить ему штраф, да дело с концом, а оказывается у него взрывчатка в «бонбах», с войсковых складов. Так что, пришлось дело обратно забирать.
— В общем, — продолжил Заяц, — надо выяснить где же он, взял взрывчатку. А этот старый чёрт, ничего не помнит. «Накатили четверть с кумом. Тут хлопцы подходят, усе в форме, и гутарят, что горилки им надоть. Ну кум, уже готов, а у меня взыграло. Говорю, будет вам, хлопцы горилка, а вы мне гранату дайте». Вот так и рассказывает, а кто эти хлопцы, какие хоть у них звания, а… — со злостью закончил старший лейтенант милиции.
Я с трудом сдерживал смех:
— Так, на кой лях, ему граната?
— Да упёрся, как баран у ворот! Сом у него в личных врагах! Пять лет не может того сома из бочага вытащить!
Мы со Строковым не выдержали, и захохотали, потом я всё таки немного успокоился, и поинтересовался:
— Так сом, хоть всплыл?
— Никто не знает, — не выдержал, и усмехнулся Заяц, — Когда стрелки НКПС лодку поймали, этот подрывник уже спал. В лодке, рыбы не было.
— Так что, вы хотите чтобы этот партизан мост минировал? — я оглядел чекистов, и недоверчиво переспросил: — Вы что, серьезно?
— А что нам делать? — развёл руками Заяц, — Этот, как вы его назвали, партизан — единственный взрывник в городе.
— Ну я бы так не говорил, — задумчиво возразил Строков прикуривая очередную папиросу, — Надо проверить в паспортном столе и в военкомате.
— Слушайте, а зачем создавать себе лишнюю работу? — поинтересовался я, — Неужели в Калинковичах ни осталось военных? Если пехотное училище ещё не эвакуировали, то специалист там обязательно будет.
Строков отрицательно покачал головой:
— Да вряд ли там кто-то остался. Досрочный выпуск у них был почти месяц назад. Хотя, хм… Калинковичи?
— Ага, — подтвердил Заяц, потом оба посмотрели на меня.
— Мы вам поможем, товарищ Листвин. — пришёл к окончательному решению Строков, — Только сами понимаете, работать будут наши люди, и желательно чтобы их никто не видел.
— Понимаю, — согласился я, — и когда скажите, караул с моста сниму. Отправлю, своих окопы подправлять. Только, давайте не тянуть с этим вопросом. И ещё, что с зенитчиками делать? Они же мне не подчиняются.
— Завтра-послезавтра, будет приказ о введении осадного положения, — отреагировал начальник УНКВД, и добавил: — военному коменданту все будут подчиняться.
Я встал, и вдруг вспомнил:
— О, чуть не забыл! Скажите, что у нас в городе с ценами творится?
— А что такое? — заинтересовался Заяц.
— Так «Казбек» уже почти десять рублей стоит.
— Где!? — возмутился милиционер.
— В буфете ресторана.
Строков нахмурился:
— Пётр Васильевич, лично разберитесь. Только спекуляции нам ещё не хватало.
Выйдя наконец-то из здания НКВД, я задумался о дальнейшем маршруте. Ехать к желдормосту было не с руки, не было пока у меня власти командовать зенитчиками. Объявление осадного положения задерживалось, что в общем-то правильно. Война была ещё далеко, а лишних хлопот мне и даром не надо. Эх, придётся возвращаться в батальон, и снова садиться за бумаги. Вот же, проблема. В батальоне офицеров нет, зато в штабе бумажного укрепрайона, «кубики», и «шпалы» почти на каждом. Уже открыв дверцу машины, я заметил летящий «газончик» с ярко-красным крестом на боку. Предчувствие беды резануло сердце. Запрыгнув в машину, я с лязгом захлопнул дверцу, и Зубрицский резко дёрнул «эмочку» с места.
Возле моста нас встретила оглушительная тишина. Нет, по-прежнему плескала волнами река, и ветерок ерошил волосы, снявших пилотки, шляпы, и редкие фуражки людей. Но все эти звуки скользили мимо людей, не отрывающих взглядов от группы красноармейцев, столпившихся возле старенького «газика» с ещё сверкающим краской крестом милосердия. Когда я подошёл ближе, ко мне сначала подошёл Абрамзон и очень тихо сказал:
— Беда, товарищ капитан. Заяц помер.
Я недоумёно посмотрел на своего верного зампотыла, но не успел ничего спросить. Подскочившая к нам Коробочко, рыдая, начала кричать на нас, что это мы его убили! Боюсь женских слёз, всегда чувствую себя виноватым. И как обычно, пришлось мне, собрать в кулак, всю свою волю, чтобы снова стать тупым солдафоном.
— Товарищ старший сержант медслужбы! Я вам приказываю, немедленно прекратите истерику! Доложите, как положено!
Сверкнув на меня смертоносными изумрудами глаз, товарищ старший сержант, беспомощно посмотрела на Абрамзона. Старый еврей устало вздохнул, и достал из нагрудного кармана гимнастёрки платок:
— Сходи-ка ты дочка к реке, умойся. — Потом вновь обратился ко мне: — Мы разгрузили первую машину, Заяц командовал. А второй «ЗиС» таки стоял на мосту, и на площади уже толпа собралась. Ну я с этим поцем, пока договорился, Заяц, сам скомандовал машину скатить с моста на остров. Этот интендант, — Абрамзон сглотнул продолжение, — приказал снять с машины аккумулятор, так что завести было невозможно. Ну бойцы напряглись, а она стоит, и он не выдержал…
Подошедшая Коробочко печально закончила:
— Сердце у него было больное, а тут жара, духота. Нельзя ему было напрягаться.
Я молча подошёл к санитарной машине, и снял фуражку. Кто-то из стоящих рядом красноармейцев, негромко пробормотал:
— Отмучился, сердэшный.
