Дело не только в том, что современность связана с прошлым, а иногда является его прямым продолжением. Сомнительным остается само качество прошлого, и это — главное. В отличие от стран «капиталистического окружения», развивавшихся по объективным историческим законам, Страна советов в первые 20 лет вырастала из головы своих вождей, а потом медленно деградировала, оставляя свои мифы в головах поколений, воспитанных ленинско-сталинскими идеологами. Исследователю советской эпохи не так просто разобраться в ее хитросплетениях. Так же трудно доказать истинность добытых заключений гражданам, сознание которых сформировалось в советское время.
Одной из раскаленных остается проблема Голодомора 1932–1933 годов. Хотя нас отделяет от этого события почти три четверти века, она и до сих пор вызывает разные суждения, потому что остается оружием в политической борьбе.
Голодомор уже трижды накрывал собой общество. Впервые это случилось в 1932–1933 годах, когда в УССР и на Кубани погибли от искусственно организованного голода миллионы людей. Средства массовой информации были тогда переполнены сообщениями о торжественных пусках новостроек первой пятилетки. Ни одного слова они не нашли для сообщения о голоде, равного которому не наблюдалось нигде и никогда.
Во второй раз это случилось в 1988–1991 годах, когда медленная деградация советского строя сменилась скачкообразным распадом. Сначала политика гласности, а затем полная отмена цензуры позволили увидеть до наименьших деталей апокалиптические картины Голодомора.
В третий раз это случилось в 2002–2006 годах. 70-я годовщина Голодомора заставила задуматься над вопросом о квалификации трагедии. В беспрецедентно остром противостоянии Верховная Рада признала Голодомор геноцидом. Закон подвел черту под очередным этапом в политической борьбе вокруг этой проблемы, но не положил ей конец.
Следует признать, что проблема Голодомора политизирована с самого начала. Наши соотечественники в Северной Америке небезосновательно считали, что она является наиболее уязвимым местом в идеологических конструкциях советских пропагандистов. Именно из-за этого в диаспоре сделали все возможное, чтобы заработала комиссия Джеймса Мейса. Вдуматься только: парламент заокеанской сверхдержавы создал комиссию по расследованию беспрецедентного преступления, сначала совершенного, а затем более полусотни лет замалчивавшегося правительством сверхдержавы-соперницы. Теперь ситуация стала другой, но с политической точки зрения она осталась не менее напряженной: борьбу за влияние на Украину ведут между собой США и Россия. Голодомор в этой борьбе опять признан чем-то таким, что можно использовать как оружие.
Украинский народ долго оставался без государственности, а поэтому и без надлежащим образом артикулированных национальных интересов. Но теперь мы имеем государство и собственные интересы. Что касается проблемы Голодомора — они состоят в том, чтобы объективно оценить национальную трагедию и отдать должное тем, кто погиб жестокой смертью. Верховная Рада выполнила эти задачи, когда приняла закон о Голодоморе. Никто из граждан не должен рассматривать принятие этого закона как победу или поражение. Закон подтверждает вывод комиссии Мейса о геноциде, это правда. Исходя из ситуации, существовавшей до 1991 года, можно считать, что США что-то приобрели, а Россия что-то потеряла. Однако мы не обязаны прислушиваться к людям из-за границы, которые не могут или не хотят отойти от американско-советской борьбы за мировое господство, ведь она давно уже принадлежит историкам. Для таких людей Голодомор — это всего лишь абстрактный эпизод чужой истории. Для нас — это гибель родителей, дедов и прадедов. Давайте подойдем к закону о Голодоморе под углом зрения собственных интересов — семейных, общественных, национальных. Нельзя допускать омертвления национальной памяти.
Голодомор был результатом преступления группы подонков, которая имела власть и опыт, чтобы замаскировать не только свои намерения, но и механизмы их осуществления. Из-за этого квалификация данного преступления как геноцида по большей части опиралась на фиксации последствий, то есть на факте гибели миллионов людей на протяжении последнего квартала 1932-го и первого полугодия 1933 годов. Однако уже накоплено достаточно документальных данных, чтобы создать доказательную базу для квалификации действий Сталина и его ближайшего окружения в юридических понятиях, которые содержит в себе Конвенция ООН «О предотвращении преступления геноцида и наказании за него» от 9 декабря 1948 года. Попробую кратко зафиксировать результаты труда большого количества ученых разных стран на протяжении двух десятков лет.
В первую очередь, следует разделить разные по происхождению украинско-кубанский и казахский голодоморы от голода, который господствовал в Советском Союзе в 1932–1933 годах. Голод охватил тогда основную территорию страны, за исключением крупных городов, новостроек и сельской местности, в которой не производился в достаточных количествах товарный хлеб. Он был закономерным, хотя и нежелательным для власти следствием авантюристической политики «ускоренного строительства экономического фундамента социализма», которая осуществлялась методом проб и ошибок. Наоборот, украинско-кубанский голодомор стал следствием заблаговременно просчитанного и отлично организованного террора голодом, который Кремль применил для предупреждения социального взрыва. Такой взрыв в ситуации острого кризиса угрожал устранением сталинской команды из Кремля, а что касается Украины, как признавал сам Сталин (и это документально доказано), — выходом ее из Советского Союза.
Голодомор в Украине был одним из эпизодов в построении силовыми средствами такого социально- экономического строя, который отвечал по своим параметрам тоталитарному политическому режиму. Это не означает, однако, что он имел социально-экономическую природу. Это означает только то, что социально- экономический фундамент под большевистский режим строился во многонациональной стране с ярко выраженными традициями национально-освободительной борьбы. Социально-экономическую природу имел голод 1932–1933 годов в Советском Союзе, поскольку он был обусловлен безответственным форсированием темпов индустриализации, разрушением наиболее зажиточных крестьянских хозяйств, безоглядным изъятием выращенного урожая у колхозов и индивидуальных хозяйств.
Приходится признать, что голод в СССР и Голодомор в УССР и на Кубани остаются в повседневном сознании неотделимыми друг от друга. Это свидетельствует о неспособности ученых сделать свои заключения доступными для широких кругов общества.
Существует еще одна причина, которая мешает обществу поставить украинский Голодомор в контексте событий на должное место. Тогдашние социально-экономические преобразования «освящаются» мощным всплеском революционной активности народных масс, который развалил Российскую империю. Здесь хорошо поработали ленинско-сталинские пропагандисты первого поколения. На самом деле, однако, коммунистический эксперимент не имел ничего общего с народной революцией. Революция исчерпала себя с разгоном Учредительного собрания в январе 1918 года. Эксперимент начался с весны 1918 года, когда ленинская партия была переименована в коммунистическую. Тогда же появились программная статья В. Ленина «Очередные задачи Советской власти» и популярная брошюра М. Бухарина «Программа коммунистов (большевиков)», которые указывали направление социально-экономических преобразований.
Коммунистический эксперимент осуществлялся силовыми средствами и потому представлял собой почти непрерывную цепь преступлений государства против общества. Террором и пропагандой вожди за два десятка лет создали строй, который в основном соответствовал их представлениям о коммунизме. Завершающим штрихом в создании этого строя стали демагогическая Конституция 1936 года и грандиозная зачистка «врагов народа» в 1937–1938 годах.
Голодомор в Украине был следствием определенного совпадения событий на пересечении крестьянской и национальной политики Кремля. Цель крестьянской политики заключалась в лишении сельских производителей частной собственности на средства производства. Коллективизация сельского хозяйства ставила их в прямую зависимость от государства. Национальная политика была направлена на превращение союза стран, которым был Советский Союз до Голодомора 1932–1933 годов и массового террора 1937–1938 годов, в централизованное государство с некоторыми языково-культурными послаблениями для «титульных наций» в союзных республиках.
Особенно сильное сопротивление принудительной коллективизации сельского хозяйства наблюдалось в Украине — наибольшей по человеческому и экономическому потенциалу национальной республике на
