Голодомора как геноцида, чтобы принятие документа стало возможным. Благодаря неуступчивой позиции Российской Федерации был понижен и уровень документа — с Резолюции ООН до Совместного заявления. Вместе с тем Россия, подписывая Совместное заявление, впервые признала сам факт Голодомора, то есть ужасающие масштабы и тяжелые последствия общесоюзного голода для украинского народа.
В деятельности третьего президента Украины страницы отечественной истории заняли ведущее место. В. Ющенко считает, что сплочение нации возможно только при обеспечении глубокого осмысления исторического прошлого. С этой целью, в частности, создается Украинский институт национальной памяти.
Чтобы опять обратиться в 2008 году к ООН с вопросом о Голодоморе как геноциде и надеяться на успех, нужно было добиться принятия украинским парламентом соответствующего закона. Используя предоставленное ему по Конституции право, президент внес законопроект «О Голодоморе 1932–1933 годов в Украине», определив его как неотложный, после чего Верховная Рада оказалась в центре внимания мировых средств массовой информации. Борьба политических сил закончилась поражением антикризисной коалиции. 28 ноября 2006 года за принятие закона, в котором Голодомор признавался геноцидом, проголосовало 233 народных депутата, в том числе 118 — из фракции БЮТ, 79 — из «Нашей Украины», 30 социалистов, четверо — внефракционных и двое регионалов (Анна Герман и Тарас Чорновил).
Определяя главные события прошлого года, эксперты «Дня» вспоминали и Закон Украины о Голодоморе как геноциде. Это действительно так. Меня не покидало чувство глубокого унижения, когда я увидел в англоязычных секторах Интернета словосочетание Holodomor — the Forgiven Holocaust (Голодомор — прощенный Холокост). Теперь такого чувства больше нет.
Политикам и историкам необходимо готовиться к предоставлению на рассмотрение Генеральной Ассамблеи просьбы об определении соответствия Голодомора 1932–1933 годов в Украине критериям Конвенции ООН «О предотвращении преступления геноцида и наказания за него». Историки готовы, а как политики?
Я слышал стороной (лично ко мне не обращались), что готовится группа специалистов, перед которыми поставят задание документально доказать, что Голодомор 1932–1933 годов не подпадает под критерии Конвенции ООН. Если такой документ появится, то следующим шагом политиков станет, по- видимому, обращение к Верховной Раде с требованием пересмотреть Закон Украины о Голодоморе как геноциде. Дежавю! В 1986 году мне предложили войти в состав комиссии ЦК Компартии Украины, которая должна была доказать, что голод 1933 года является выдумкой украинских буржуазных националистов. Ответственные работники ЦК, формировавшие эту комиссию, были искренне убеждены в том, что ставят осуществимое задание…
22 ноября 2006 года «День» напечатал интервью своего корреспондента с руководителем рабочей группы МИД по проблематике Голодомора, послом Украины Александром Слипченко. Корреспондент спросил, сложится ли к 75-летию украинской трагедии соответствующая атмосфера в ООН, чтобы поддержать Украину и признать Голодомор геноцидом украинского народа? Опытный дипломат ответил уклончиво: «Вы знаете, что резолюция по Холокосту после огромной дипломатической работы, проводимой все послевоенные годы, была принята Генеральной Ассамблеей только в 2005 году. Будем надеяться, что мы пройдем эту дистанцию быстрее».
О. Слипченко отвечал на вопрос за несколько дней до принятия закона о Голодоморе как геноциде. Возможно, позже он продемонстрировал бы больший оптимизм. Однако и сейчас не стоит смотреть на эту проблему с излишним оптимизмом.
Прежде всего, большой вес имеет позиция России, являющаяся однозначно негативной. Возможно, что российских ученых, а потом общественность и, наконец, политикум удастся убедить в том, что Голодомор в Украине отличается от голода 1932–1933 годов в России. Серьезные политики не пожелают скрывать сталинское преступление, если его механизм станет известен международной общественности. А как пока что относится сама международная научная общественность к проблеме Голодомора?
Западная историография Голодомора развивается. Ученые разных стран дискутируют, пытаясь определить природу этого уникального, совершенно не похожего на Холокост явления. Однако украинские историки не имеют единодушной поддержки на Западе. Остановлюсь на эволюции взглядов двух авторитетных специалистов по советской истории.
Первым западным исследователем голода 1932–1933 годов стал Роберт Конквест — английский историк, значительную часть жизни проработавший в американских университетах. Вершиной его трудов была книга «Большой террор», посвященная массовым репрессиям 1937–1938 годов в Советском Союзе. За короткое время она разошлась в переводах по всему миру (в русском переводе «Большой террор» впервые появился во Флоренции в 1974 году). С тех пор название книги стало названием этой трагедии в жизни советских людей.
Принимая во внимание именно то, что Р. Конквест благодаря книге о Большом терроре получил всемирную известность, украинская диаспора Северной Америки обратилась к нему с предложением создать труд о рукотворном голоде 1933 года. Р. Конквест согласился и проработал над книгой почти пять лет. В 1986 году практически одновременно в Лондоне увидели свет ее англоязычный, русскоязычный и украиноязычный варианты под названием «Жатва скорби» (с подзаголовком «Советская коллективизация и террор голодом»). Для явления, которому посвящалась книга, специалист по государственному террору в Советском Союзе нашел точное определение, также вошедшее в научную литературу: террор голодом.
Тем временем начала эффективно работать комиссия Конгресса США по расследованию голода 1932–1933 годов в Украине. Сенсационная информация о голоде наложилась на общий интерес мировой общественности к событиям в советской сверхдержаве, переживавшей горбачевскую десталинизацию. Это способствовало тому, что первое монографическое исследование голода-геноцида в УССР и на Кубани получило широкую известность в мировых средствах массовой информации. «Жатва скорби» была переиздана во многих странах.
Книги Р. Конквеста и теперь, через два-три десятка лет после появления, влияют на оценки событий, происходивших в Советском Союзе до Второй мировой войны. Но отношение к его оценкам становится все более критическим. Немало ученых Запада указывают на то, что тезис о голоде-геноциде появился у Конквеста под влиянием рассказов антикоммунистически настроенных свидетелей событий, а поэтому лишен научной объективности. Оппоненты Р. Конквеста стремятся избежать политизации исторических исследований. Они считают себя ревизионистами в изучении советской эпохи, но вектор их ревизии противоположен нашему. Если мы преодолеваем мифы коммунистической пропаганды, то они стремятся очиститься от антикоммунистических мифов. К сожалению, несовпадение реальной истории советской эпохи с прежними представлениями о ней порождает разногласия среди историков. Наиболее показательна в вопросе о советском голоде 1932–1933 годов позиция профессора Бирмингемского университета Роберта Девиса.
Ученик Эдварда Карра, Р. Девис по праву считается специалистом мирового масштаба в области социально-экономической истории СССР. В свое время Карр создал на основе печатных источников 14- томную «Историю советской России», в которой дошел до 1928 года. Продолжать труд далее он отказался, потому что печатные советские источники с 1929 года перестали отражать реальную действительность. Р. Девис продолжил его дело, имея возможность пользоваться советскими архивами. Пятый том задуманного им многотомного труда был выпущен издательством Palgrave Macmillan в 2004 году (в соавторстве с учеником Девиса — Стефеном Виткрофтом).
Позволю себе процитировать заключительный вывод из этой книги под названием «Годы голода. Советское сельское хозяйство, 1931–1933»: «Мы ничуть не снимаем со Сталина ответственность за голод. Его крестьянская политика была безжалостной и жестокой. Однако вследствие этого исследования выяснилось, что советское руководство боролось с кризисом голода, частично вызванным его же ошибочной политикой, хотя сам голод был для него неожиданным и нежелательным. Голод не определялся только советской сельскохозяйственной политикой, основывавшейся на большевистской идеологии, хотя идеология сыграла свою роль. Эта политика формировалась также российским дореволюционным прошлым, опытом гражданской войны, международной ситуацией, непреодолимыми географическими и погодными обстоятельствами и образом действий советской системы, установленной Сталиным. Она была сформулирована людьми с небольшим уровнем образования и ограниченными знаниями по сельскому
