зарабатывать. Завод попробую перевести на три смены, но необходимо где-то набирать рабочих. Значит, для начала утрясаю вопросы с поместьем в Гжели, а потом обираю местные деревни и веду караван работников на завод. Так как большой вал товаров собьет цены в России, надо договариваться с иностранцами и продавать за рубеж. Надеюсь, кораблей летом в Архангельск приплывет много, и надо постараться набить им всем трюмы моими товарами.
Тут меня посетила мысль, что едущие на соревнование иностранцы могут не взять с собой много- много денег для закупки товаров в обратную дорогу. Суммы их обычных корабельных касс с высоты моих будущих трат кажутся мизерными. Следовательно, надо посетить послов и иностранных купцов, дабы те намекнули моим будущим донорам про дорогие товары.
С этой мыслью через день напросился на аудиенцию к Петру. Изложил как есть, сказав, что денег на все наши дела мне требуется много, а оголять казну перед войной нельзя. Пояснял, почему надо высосать именно иностранных купцов и что для этого необходимо.
Решили созвать из заморских купцов и дипломатов званый прием у государя, на котором объявим большую ярмарку, приуроченную к регате. Выставим привезенные мной подарки как образцы товаров на будущей ярмарке, исключая оружие и макет корабля.
Идея Петром была одобрена, и он рьяно начал ее осуществлять. Прием был назначен через три дня. Это время посвятил предварительным переговорам и намекам. Стал частым и желанным гостем Немецкой слободы. Таю перевез в подаренный дом – для организации ответных визитов. Большая часть офицеров посещали меня и там, правда, круглосуточные пьянки закончились.
Прием у государя поставил жирный восклицательный знак на моем начинании. На приеме было много говорильни и еще больше посулов. Петр официально делегировал мне полномочия судить регату и вручить приз выигравшему. Денег на приз, между прочим, не дал, видимо, считает вопрос с выигрышем решенным. А ведь судейство лишало меня права на участие, значит, рулевым пойдет кто-то из неопытных! При таком раскладе выигрыш уже не столь для меня очевиден.
Перед выставленными образцами постоянно толпился заморский народ, и мне приходилось работать еще и гидом. Но основная цель была достигнута. Регата заинтересовала не меньше, чем ярмарка. Денег привезут много, и корабли придут не только на соревнования – в скоростных судах много не увезешь, но и придут торговые толстопузы, которые будем загружать, пока не осядут по пушечные порты.
Теперь оставалось решить вопрос, чем загружать. Нужны были рабочие и сырье. Благо связи с купцами уже налажены, оставалось договориться о поставках. Что и сделал, истратив большую часть золотого запаса в обмен на заверения о доставке железа и меди к сроку.
Одними заверениями они у меня, конечно, не отделались, была заключена масса договоров, часть из которых оплатил золотом, но большую часть оплачивал поставками товаров. Весело Федору тут разгребать за мной будет. Теперь сырья должно было хватить на рывок к ярмарке. Оставалось набрать людей и скорее возвращаться к работе.
Так как март уже намекал на свой скорый приход оттепелями, принято было решение срочно все сворачивать и выдвигаться в Гжель. Ну и конечно была прощальная пьянка, с заверениями в вечной любви и дружбе. Чуть не сдох.
Ехал до Гжели как полноценный Таин пациент. То есть в кунге, на койке, с мокрой тряпкой на голове и ковшиком на полу. Возница, которого мы взяли с собой, мне искренне сочувствовал, но лучше бы он молчал.
Может быть, моим крайне отвратительным состоянием и объясняется то, что, доехав до места, был крайне недружелюбен. А было так. Отдав команду выспросить у местных лучшие залежи белой глины недалеко от Москвы-реки, получил наводку на деревню Кузяево, которая конечно же имела своего боярина. Вот этот-то деятель и начал качать права, что его роду уже более двух сотен лет и что он не потерпит и так далее. Голова продолжала раскалываться, тошнило и к мирным переговорам ничего не располагало. Посему боярин был посажен в его же собственный поруб, собрана деревенька в полном составе и крестьянам было объявлено – власть сменилась. Далее состоялся разговор со старостой, после которого его с двумя морпехами отправил к воеводе.
К приезду воеводы с сопровождающими был уже более вменяем. Мои бумаги вызвали у воеводы нервную дрожь и периодические выкрики «помилуй, князь!». Всячески высказав ему свое неудовольствие, позволил загладить его вину, пригнав мне две сотни рабочих, способных к активному труду. А также повелел озвучить по всему кусту прилежащих деревень, что к ним приехал новый князь и это надолго. Обещал ревизии и проверки.
Воевода спал с лица окончательно. Обещал собрать людей в три дня. Велел воеводе вытаскивать из поруба боярина и держать вместе с ним передо мной ответ, как пред государевым посланцем. Боярин, под внушением воеводы, все осознал, еще не дойдя до дверей комнаты его же кабинета.
Вообще такой рейдерский захват мне стал несколько неприятен, будь мне тогда не так хреново, решил бы вопрос по-иному. Теперь было поздно откатывать, оставалось только додавить всех авторитетом и повязать договорами. Под конец нашей беседы помещик на коленях благодарил меня, благодетеля, что назначил его директором фарфорового завода, который еще надо построить.
Кустарные мастерские по выделыванию изделий из глины тут уже были. А вот с рекой, похоже, промахнулся. Из рассказов мне показалось, что местная река больше похожа на большой ручей, зимой этого не видно, а вот что будет летом, надо смотреть. Отыгрывать назад поздно, так что три дня, проведенные за сбором будущих ударных тружеников, прошли в налаживании отношений с окружающими деревнями и жителями этого села.
Покидал жалованное мне поместье уже со славой хорошего, но строгого князя. Потратил относительно небольшую сумму денег на помощь и решение больных для села вопросов, в основном это покупка скота и птицы для семей, по той или иной причине оставшихся ни с чем или без кормильцев. Несколько больше денег потратил, выдав задатки на постройку поместья и корпусов завода. Зато собранные по селам и всячески мной обласканные мастера обещали сделать все приготовления и начать строить завод в самом перспективном месте, а поместье – в самом красивом. Мастера даже заспорили, где именно, и, что удивительно, новый директор завода принял в этом живейшее участие.
Мне предлагали съездить на место и посмотреть самому. На это ответил, что доверяю выбору мастеров как собственному, только прошу, чтоб до завода не более чем за полдня добраться можно было. Мастера заспорили по новой, еще активнее. Просил их решать дальше без меня, выдал каждому по червонцу, в том числе новому директору. Пояснил, что это премия за будущую хорошо сделанную работу, с чем и отбыл в Вавчугу.
По чиновникам местным не поехал принципиально – денег на взятки было жалко. Пусть воевода разруливает. Работников местный посадник собрал для меня крайне разношерстных. Дел для Таи существенно прибавилось, а кухня работала теперь вообще без перерыва. Работников надо было срочно откармливать, причем небольшими порциями.
На второй день пути собрал всех на поляне и толкнул речь. С общим смыслом – работникам сказочно повезло, они теперь будут сыты и согреты, но от них требуется год ударного труда. К следующей зиме они либо смогут вернуться в деревни, либо получат право перевезти к новому месту жительства того, кого посчитают нужным и кого смогут сами содержать.
Моя речь горемык взбодрила, и дальше они шли бодро. После Вологды места пошли глуховатые, вот тут-то нас и прихватили охотники за быстрой наживой. Если они думали, что большой санный караван с кучей народу должен везти много дорогих товаров, то сильно ошиблись. Несколько саней были забиты глиной, несколько продовольствием и фуражом, а остальные были пусты, точнее, везли работников.
Произошло все очень буднично. Ни тебе поваленных деревьев, ни выкриков из чащи. Просто несколько человек выходят наперерез каравану и берут под уздцы первую лошадь, а остальные «зипуны» выходят по бокам из лесу. И переговоры никого не интересуют, мужики начинают молча, по-деловому, рыться в санях. А чего тут говорить? Это уже их добро, какие могут быть переговоры?
Ошалев от такого нестандартного и очень уж будничного ограбления, слез с саней и пошел в голову каравана, предположительно к атаману. Подойти мне не дали и так же молча закатили прикладом в морду. Увернуться почти успел, удар разодрал кожу на скуле, хорошо, что ниже уровня глаз.
Глаза мне очень понадобились – первые два выстрела в упор дали два трупа. Ко мне, лихорадочно перезаряжающему оружие, бежал еще один кандидат в покойники, а второй прицеливался из фузеи.