Нам попался какой-то дом с вывеской Кафе. Мы вошли, но там оказалась столовая самообслуживания – облицованное кафелем помещение, от которого веяло холодом и неуютностью. Мы подошли к стойке, взяли у неприветливой продавщицы по стакану лимонада и сели за столик, выпачканный остатками соуса, что не располагало к долгому сидению.
– Не обращай на это внимание, – сказал Мартин. – Уродство в нашем мире выполняет свою позитивную функцию. Никто нигде не хочет задерживаться, повсюду люди спешат, и так поддерживается нужный темп жизни. Но мы не дадим себя спровоцировать. Можем здесь, под кровлей безобразного зала, спокойно поговорить. – Он выпил лимонад и спросил: – Ты уже контактировал с той медичкой?
– Разумеется, – ответил я.
– Ну и – как она? Расскажи подробнее!
Я стал описывать ему медичку. Большого труда это не составляло, потому что никакой медички не было. Да. Возможно, это не делает мне чести, но это так:
Даю слово, что сделал я это не для того, чтобы похвалиться перед Мартином либо из желания поводить его за нос. Я придумал эту медичку просто потому, что не мог больше сопротивляться настоянию Мартина.
Его требования к моей активности были беспредельны. Мартин был убежден, что я каждый день встречаюсь с новыми и новыми женщинами. Он видел меня совсем не таким, каков я в действительности, и если бы я ему сказал правду – что за всю неделю я не только не овладел ни одной женщиной, но даже не думал о них, – он посчитал бы меня лицемером.
Поэтому неделю назад мне пришлось разыграть перед ним регистраж выдуманной медички. Мартин был удовлетворен и ожидал теперь контактажа. А сегодня проверял мои успехи.
– Какого она уровня? В сравнении, скажем, с… – Он закрыл глаза, подыскивая эталон, потом вспомнил одну нашу общую знакомую, -…в сравнении с Маркеткой?
– Гораздо выше.
– Что ты говоришь! – восхитился Мартин.
– Она на уровне твоей Ирины.
Собственная жена была высшим эталоном для Мартина. Он был весьма удовлетворен моим отчетом и погрузился в мечтательную задумчивость.
Потом в кафе вошла какая-то девица в вельветовых брюках и в куртке. Подошла к стойке, взяла стакан лимонада, прошла к соседнему с нашим столику и, не присаживаясь, выпила.
Мартин повернулся к ней:
– Барышня, мы здесь иностранцы и хотим вас спросить…
Девушка улыбнулась. Была она довольно симпатичной.
– Нам страшно жарко, прямо не знаем, что делать…
– Идите искупайтесь.
– О, именно это нам нужно. Но мы не знаем, где это можно сделать.
– Так у нас никакой купальни нет.
– Как же так?
– Был один бассейн, но там месяц назад спустили воду.
– А речка?
– Там землечерпалки.
– Куда же вы ходите купаться?
– А на Готерский пруд, но это аж семь километров.
– Ничего страшного, мы на машине. Вот вы нам и покажете, как лоцман.
– Как наш экскурсовод, – добавил я.
– Скорее – автовод, – поправил меня Мартин.
– Если уж так, то лучше – автоводка, – сказал я.
– Автоконьяк, – сказал Мартин.
– В вашем случае, барышня, не менее чем пятизвездочный, – снова добавил я.
– Вы просто наше созвездие и обязательно должны ехать с нами, – заключил Мартин.
Девушка была смущена нашим трепом, но потом сказала, что согласна, однако ей нужно еще кое-что сделать и потом забежать домой за купальником, так что пусть мы ее подождем на этом же месте через час.
Мы были довольны. Смотрели ей вслед, как красиво она крутит бедрами и потряхивает черными локонами.
– Ну вот, видишь, – сказал Мартин, – жизнь коротка. Надо использовать каждую минуту.
Мы снова пошли в парк. Снова рассматривали девичьи пары, сидевшие на лавках: попадались симпатичные девушки, но ни разу не было так, чтобы симпатичной была и соседка.
– В этом есть какой-то особый закон, – сказал я Мартину. – Некрасивая женщина надеется что-то получить для себя от блеска своей более интересной подруги, в то время как красивая подруга надеется, что будет ярче выглядеть на фоне дурнушки. А для нас из этого вытекает, что наша дружба подвержена постоянному испытанию. И я очень ценю, что мы никогда не оставляем выбор в руках случая и не прибегаем к соперничеству. Выбор у нас всегда – предмет вежливости. Мы предлагаем друг другу лучшую девушку, как старомодные господа, которые застревают в дверях, не желая пройти впереди другого.
– Да, – растроганно сказал Мартин. – Ты отличный товарищ. Пойдем посидим немного, что-то ноги устали.
И мы с удовольствием немного посидели на лавке с поднятыми к солнцу лицами, позволив на некоторое время миру вокруг нас идти своим путем.
Внезапно Мартин выпрямился (движимый, очевидно, каким-то таинственным импульсом) и устремил упорный взгляд вдоль опустевшей дорожки. Сверху шла девушка в белом платье. Даже издали, когда нельзя еще было четко рассмотреть пропорции тела и черты лица, чувствовалось в ней какое-то особенное, трудно постижимое очарование, какая-то чистота и нежность.
Когда девушка приблизилась к нам, стало видно, что она совсем молоденькая, что-то среднее между девочкой и девушкой, и это нас обоих привело в такое сильное волнение, что Мартин сорвался с лавочки со словами:
– Барышня, я режиссер Ясны, кинорежиссер. Вы должны нам помочь.
Он подал руку, и девушка, изумленная до бесконечности, пожала ее.
Мартин кивнул в мою сторону:
– А это мой оператор.
– Калиш, – подал девушке руку и я.
Она поклонилась.
– Мы оказались в затруднительной ситуации. Ищем здесь натуру для своего фильма. Здесь должен был нас ждать ассистент, который хорошо знает эти места, но он не приехал, и вот мы сейчас размышляем, как нам познакомиться с вашим городком и его окрестностями. Товарищ Калиш листает вон свою толстую немецкую книгу, – сострил Мартин, – но не находит там, к сожалению, ничего.
Намек на книгу, которую я целую неделю и так не мог читать, внезапно разозлил меня:
– Очень жаль, что вы сами не поинтересовались этой книгой, – атаковал я своего режиссера. – Если бы вы вникали в такие вещи, а не перепоручали операторам, ваши фильмы, пожалуй, были бы не так поверхностны и не было бы в них стольких глупостей… Извините, – обратился я к девушке, – не стоит, конечно, беспокоить вас нашими производственными проблемами. Наш фильм – исторический и будет касаться этрусской культуры в Чехии…
– Да, – девушка снова поклонилась.
– Это очень занимательная книга, посмотрите, – подал я девушке немецкий том. Та взяла его в руки с каким-то набожным страхом и по моему настоянию перевернула пару страниц.
– Где-то недалеко отсюда должно быть городище Пхачек, – продолжал я, – которое было центром чешских этрусков… Но как туда попасть?
