Один я стою – и ни с места…
И так мне вдруг моя немочка, карликовая пинчеришка Дженни вспомнилась, с которой у меня в Мюнхене был роман, так сладко заныло сердце…
И слышу, будто ее голос шелестит так тихо-тихо:
– Мартын… Мартынчик! Это ты, Мартын?..
Тут я совсем прибалдел! У меня на глазах Горный Лев, Кугуар, он же – дикий Пум трахает Собаку породы Колли, а мне здесь, на краю Америки, голоса из Европы слышатся – просто голова кругом!..
– Мартын…
Я не выдержал, думаю, с ума схожу, обернулся и посмотрел себе за спину…
Гляжу, а за мной сидит потрясающая золотисто-рыжая Кошечка с голубыми глазками и шепчет мне:
– Это ты, Мартынчик?! Ты меня совсем не узнаешь? Это же я – Пусси… То есть для тебя, Мартынчик, я, конечно, не Пусси, а всего лишь…
Естественно, для меня она была не «Пусси», а та самая хорошенькая шалава с нашего ленинградского пустыря перед нашим с Шурой бывшим домом.
Та самая, на которой меня и отловил тогда этот мерзавец Пилипенко! На эту всегда грязно-рыжую безымянную поблядушку, как на «живца», Пилипенко отлавливал вышедших на пустырь прошвырнуться сытых и крупных домашних Котов, а потом торговал их шкурками на Калининском рынке!..
Боже мой, сколько же прекрасных и достойных Котов лежит на ее совести в виде меховых шапок, наспех состряпанных из дурно выделанных шкурок!..
В Америку она попала чрезвычайно просто. Один из Охранников-Бандитов русско-американской фирмы «Экспорт-Импорт» поймал эту рыжую посикуху где-то в районе Торжковской улицы, отмыл, причесал и подарил ее американской Представительнице этой фирмы. Которую он охранял, как Бандит, а пользовал – как Мужчина. Не фирму, а Представительницу. Сами понимаете – Женщина одинокая, в чужой стране…
Когда фирма развалилась, американка вернулась в Калифорнию и приволокла с собой из России немеркнущую любовь к своему русскому Охраннику и русскую рыжую Кошечку с голубыми глазками.
Здесь с этой бывшей Представительницей липовой совместной фирмы постоянно спали еще несколько Человек, двое из которых работали в Голливуде. И одному из них наша Кисуля-поблядуха попалась на глаза именно в тот момент, когда кому-то на съемки потребовалась рыжая Кошка…
А дальше уже пошло-поехало. Из фильма в фильм!
Как говорил Шура: «Нет, не оскудела еще талантами земля Русская!» Придумали ей имя – «Пусси», сочинили жалостливую историю про то, что нашли ее на мусорной свалке под Сан-Диего, раскрутили ее имя, создали необходимое в кино «паблисити», и теперь Пусси зарабатывает для своей Хозяйки столько, что этих денег хватит до конца жизни даже Попугаю…
– При чем тут Попугай? – поразился я.
– А говорят, что они по двести лет живут, – ответила Пусси.
Как вы понимаете, все это Пусси рассказывала мне во время нашего бурного совокупления. Соитие было безумно пронзительным и, я бы даже сказал, в некотором роде – идейным! Я трахал ее, будто мстил за все! За ее постыдное предательское прошлое, за самого себя, которого именно на ней накрыл сачок этого гада Кошкодава и Собаколова Пилипенко, за прерванный ТОГДА половой акт, за вынужденный побег из родного края, который надолго разлучил нас с Шурой… За все! Хотя теперь я ни о чем не жалею.
И если быть честным и до конца следовать логике, то, может быть, мне ее сейчас нужно трахать с БЛАГОДАРНОСТЬЮ?! Вот ведь какая сложная драматическая коллизия…
А тут вдруг, в самый что ни есть высочайший миг полового наслаждения, когда я вот-вот… неожиданно в моем проклятом радиоошейнике имени Первого Кота Америки – Сокса, достаточно хамский, и уж совсем не ко времени, голос Джека Пински:
– Мартын! Чтоб тебя черти разорвали! Где ты шляешься?! Пулей в декорацию!.. Съемка же!
– Сейча-а-ас!.. – хриплю я и ИЗВЕРГАЮСЬ!!! А Джек пугается моего голоса и орет как зарезанный:
– Что с тобой, Мартынчик?! Где ты?!
И я, даже находясь в полуобморочном состоянии от ТАКОГО бурного полового финиша, просто очень даже явственно вижу, как Джек мгновенно сует руку под курточку и снимает пистолет с предохранителя!
– Все нормально! – спешу я его успокоить и, понимая, что на вранье уже нет никаких сил, честно говорю: – Землячку тут одну встретил… Иду, иду.
А Браток уже закрыл глаза и развалился под кустом в сладкой истоме. И «звезда экрана» – длинношерстная красавица Собака Колли по имени Лесси, позабыв о своем «небожительском» положении, благодарно и очень по-бабски облизывает своего случайного инопородного хахаля и, захлебываясь слезами благодарности, бормочет:
– Боже мой… Боже мой!.. Это что-то невероятное… Кто ты, любимый?!
А Браток… Ну Жлоб – он и есть Жлоб, – тут уж ни хрена не поделаешь, отвечает ей с явными нотками раздражения в голосе:
– «Кто, кто»!.. Много знать – для жизни вредно.
И начинает, сукин Кот, принюхиваться к «моей» Пусси. И эта курва, только что оттраханная мной по полной программе и высшему классу, уже начинает строить Братку свои голубые глазки!..
Нет, все-таки в наших поздних эмигранточках блядство неистребимо… Пора, думаю, уводить Братка. И говорю в ошейник:
