Быстренько спрятали бутылек, стаканы. Открываем.
На пороге – водила командира полка. Такой неплохой паренек из Москвы. И говорит:
– Нартайчик, карета подана. Хозяин вызывает.
– Ночь на дворе, – говорю. – Он что, совсем «на кочерге»?
– Да нет, – говорит водила. – В своей обычной норме. Они там с начфином тебя ждут.
– Ничего себе уха! – говорю. – Граммульку примешь?
– Но только действительно граммульку, – говорит водила. – А то еще неизвестно, когда он меня отпустит. Может, еще ездить до самого утра придется.
Старшина роты вытащил пузырь с остатками «Корна», разлили мы на троих, шлепнули, а половину леща отдали этому москвичу. Старшина спать завалился, а мы с водилой поехали в штаб полка.
– Товарищ полковник! По вашему приказанию старший сержант Сапаргалиев…
– Ладно, ладно, Сапаргалиев… Присаживайся, – прерывает он меня и глазами показывает начфину на дверь.
У того – рожа красная, глаза налитые и дух от него коньячный, как из выхлопной трубы. По Сергееву ничего такого не скажешь. Хотя он, наверняка, не меньше начфина принял. Тренированный мужик наш полковник!
Начфин встает, надевает фуражку и берет под козырек:
– Вроде бы все вопросы решили, товарищ полковник… Разрешите быть свободным?
– Идите, товарищ майор, – говорит Сергеев. – Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, товарищ полковник, – и преувеличенно твердыми шагами начфин выходит из кабинета.
«Товарищ майор»… «Товарищ полковник»… Это они передо мной такую комедию ломали.
Будто неизвестно, что они кореша – водой не разольешь! Говорят, они даже подрались один раз по пьянке, и наш полковник так отметелил своего друга-начфина, что тот пять дней на службе не появлялся.
А может, и врут. Про начальство всегда такие сплетни среди солдатни ходят, что уши вянут.
Сидим друг против друга. Я к его коньячному выхлопу принюхиваюсь, дым его «Мальборо» тихонько от своей морды отгоняю. Жду.
Он помолчал малость и вдруг говорит:
– Не хочешь стопочку выпить?
На хрен, думаю, мне это нужно?! Что мне, выпить не с кем, что ли? Ну уж нет, думаю. Береженого Бог бережет. И говорю:
– Спасибо, товарищ полковник. Я коньяк не пью.
Он даже дымом поперхнулся:
– А ты почем знаешь, что у меня коньяк?!
Я даже обиделся. Пожал плечами и говорю:
– Что же я – пальцем деланный, товарищ полковник?
А он посмотрел на меня так задумчиво и говорит:
– Да, нет… Тебя хорошо сделали. Как надо… Вот поэтому-то я и хочу тебе поручить одно важное и совершенно секретное задание.
– Слушаюсь, товарищ полковник!
– Сиди, сиди… – Полковник сам встал из-за стола, выдернул из настенных и настольных розеток все телефонные вилки и штеккеры и снова сел напротив меня. – Все, что я сейчас скажу – военная тайна. И за стены этого кабинета не должно просочиться ни звука. Понял?
– Так точно, товарищ полковник.
Он надолго замолчал. Разглядывал меня, словно прикидывал – доверять мне эту тайну или нет.
– Ну, слушай, – наконец, сказал он. – Скоро начнем отправлять полк в Россию. Ты уйдешь с последним эшелоном. Погрузим твою «шестьдесят вторую» на замыкающую платформу. Закамуфлируем. Но сам ты поедешь не в обычном вагоне с личным составом, а в самом танке. То, что ты внутри танка – знать об этом никто не должен. Продукты, питье, все тебе там будет обеспечено. Носа из танка не высовывать. Естественные надобности – через нижний люк. Ночами. Повезешь небольшой железный ящик. Вот такой…
И полковник показал на стоящий на подоконнике маленький стальной сейф, размером с обычную почтовую посылку.
– Он будет заперт и опечатан. В нем будут лежать сверхсекретные документы стратегического значения. Другой возможности отправить эти бумаги к нам на Родину у нас нет. Слишком велика ответственность. Пересечешь советскую границу – я лично тебя встречу, приму от тебя этот ящик и… Тебе сколько до демобилизации?
– Шестьдесят три дня, товарищ полковник. Сергеев посмотрел на потолок, что-то подсчитал, шевеля губами и сказал:
– Успеваем… А я тебя за этот подвиг на месяц раньше демобилизую. Так что, считай, – в армии тебе осталось служить не шестьдесят три дня, а всего тридцать два.
