ущелья Чимбулак, все подходы к нашей школе перекрыты специальным батальоном охраны, не имеющим ни малейшего представления об охраняемом объекте. Кстати, доктор! Там отличная санчасть с очень симпатичной докторицей — капитаном медслужбы...
— Ну, это же все меняет! — восхитился доктор. — А то взялись нас запугивать!..
Вот теперь все действительно развеселились. Вишневецкий тоже улыбнулся.
— Да!.. Чуть было не забыл... Никаких званий, фамилий! Только имена-отчества. Это требование Главка. А контингент — лучше всего по кличкам. Они, слава Богу, есть у каждого в его уголовном деле. Ознакомьтесь. Послезавтра начинает прибывать наша «клиентура». Получите личное оружие и готовьтесь к приему. И чтобы, как писал товарищ Константин Симонов, — «ни любви, ни тоски, ни жалости!..»
По узенькой каменистой горной дороге, натужно ревя двигателем, ползет вверх ЗИС-5 с белым фургоном, по бортам которого написано: «Казплодовощторг».
Именно этот фургон мы уже видели у здания Казахского НКВД.
На особо крутых участках овощной фургон переходит на совсем нижнюю передачу, двигатель разражается воем и фургон продолжает свое неумолимое движение наверх...
В кабине гражданские водитель и пассажир. Только у пассажира в ногах лежит автомат. Не с круглым диском, а с новомодным рожком.
...а изнутри белый фургон «Казплодовощторга» — нормальный, черный, без единого окошечка, глухой тюремный «воронок» для перевозки заключенных. И «обезьянник» для них — самый что ни есть тюряжный, с выгороженным отделением для конвоя.
Два вооруженных конвоира — сопровождающие. Но не в форме, а в штатском.
Кроме Котьки-художника и Тяпы, в «обезьяннике» еще несколько пацанов. Все они отгорожены от конвоя железной решеткой с дверью.
Тускло горит в «обезьяннике» двенадцативольтовая лампочка. Плафончик заармирован толстой решеткой, как и положено в «воронках».
Тощий пацан в наколках забился в угол — втихаря «смолит косуху». То есть курит «козью ножку», в которой табак смешан с анашой. С планом...
Конвойный потянул носом, учуял характерный запах плана, увидел пацана с косухой, негромко приказал:
— Ну-ка погаси немедленно!
Перекурившийся пацан поднимает, соловые глаза, еле ворочая языком, говорит сопровождающему:
— Начальник херов... Чего хлебало раззявил?.. В рот тебе ишачий болт по самые яйцы... Мы теперь свободные люди! Комсомольцы, блядь... Понял?..
Один из конвоиров передает своему напарнику портфель с сопроводительными документами и молча отпирает решетчатую дверь «обезьянника».
Входит, покачиваясь на рифленом полу ползущего вверх фургона, поднимает с металлической скамейки перекурившегося пацана за шиворот и резко, отточенным движением ударяет его кулаком в живот.
Пацан мгновенно скрючивается, глаза у него выкатываются, широко открытый рот судорожно пытается глотнуть воздух...
Он падает на скамейку, затем соскальзывает на железный пол «воронка» и разражается неудержимой рвотой с кровью...
Сопровождающий затаптывает еще дымящуюся косуху, входит в конвойное отделение, запирает за собой решетчатую дверь и спокойно говорит:
— Тут тебе не милиция, комсомолец.
...Все круче и круче подъем...
С одного борта над фургоном нависают острые, жутковатые скалы, с другой стороны чуть ли не под колесами — гибельная пропасть без конца и краю...
Все громче ревет двигатель, все медленнее ползет вверх белый фургон с невинной надписью по бортам: «Казплодовощторг»...
...только рычание автомобильного двигателя на низких передачах... Только глаза фар во тьме дергаются из стороны в сторону из-за каменистой неровной дороги...
Высвечивают перед собой всего лишь метров двадцать, а дальше — мгла...
Слева скалы, справа — километровая пустота...
Но вот автомобиль выполз из мглы в случайный свет луны — это белый фургон «Казплодовощторга» спускается вниз — в Алма-Ату...
Но теперь скалы справа, а пропасть — слева...
Белый фургон «Казплодовощторга» с захлебывающимся двигателем упрямо ползет наверх... Везет в школу новых «первоклассников»...
Снова — только одни глаза фар пытаются прорваться сквозь черноту ночи...
Раскачиваются желтоватые усталые глаза невидимого белого фургона, возвращающегося вниз, в ночной город, чтобы хоть немного передохнуть, а...
...с новым «живым грузом» вскарабкиваться к бывшему «джайляу» — к месту доставки этого страшноватенького «груза», который уже с утра творит на этом секретном плато нечто невообразимое!..
...ДРАКА!!!
Жестокая, безжалостная, звериная драка!..
Больше сорока четырнадцати— и пятнадцатилетних мальчишек участвуют в этом бессмысленном и жутком побоище...
Десятка два пацанов уже переодеты в школьную альпийскую униформу — ботинки с толстыми шерстяными носками, теплые маскировочные штаны, свитера, ветровки...
Еще пятнадцать — пока в том, в чем были захвачены и арестованы...
Десяток парнишек только что выскочили из топящейся бани — мокрые, со слипшимися волосами, в мыльной пене... Кто в трусах, кто и просто голышом, но с тяжелой шайкой в руке. И эта шайка сейчас очень грозное оружие!
Двенадцать взрослых, очень сильных физически, тренированных энкаведешных мужиков, мастеров спорта СССР — альпинистов, горнолыжников, снайперов, специалистов рукопашного боя — растаскивают и расшвыривают пацанов по всему спортгородку школы, но прекратить этот кошмар им никак не удается!..
Хрипы, стоны, крики, глухие удары, мат, визг пацанов заглушают крики взрослых, которым в этой свалке тоже достается, несмотря на всю их профессиональную выучку.
И только пятеро не участвуют в драке — два пленных немца, преподаватели горно-взрывного дела, и...
...Тяпа с Котькой-художником, которого через окно раздачи склада железной ручищей держит за капюшон ветровки пожилой квадратный кладовщик Паша.
— Жаль, мне отсюда не выйти!.. — в бессилии рычит Паша. — Оружия на складе — завались... А ты стой, сукин кот, не рыпайся!
— Стою же, отпусти, хрен моржовый! — огрызается Котька.
— Вот этот же «хрен» тебе и в грызло!.. — отвечает ему Паша и для удобства наматывает Костин
