капюшон на руку.
В руках у Кости Чернова непонятно откуда взявшаяся лыжная палка со стальным наконечником. Костя держит эту палку, как копье, готовый в любую секунду отразить нападение...
— Ах, ножичек бы мне!.. Ах, перышко бы мне сейчас в руки!!! — стонет из-за Костиной спины маленький воинственный Тяпа. Но Художник вжимает Тяпу в стену склада, говорит:
— Тебе еще одна мокруха нужна, засранец?!! Стой и не дергайся, как свинья на веревке!.. Их толковище нас пока не касается, понял?!
Несколько пацанов уже залиты кровью...
Рассечена бровь у кого-то из тренеров...
...переводчик, сплевывая сукровицу, кричит по-немецки своим подопечным взрывникам из соединения «Эдельвейс»:
— Что стоите?! Не видите, что творится?!! Помогайте!!!
Немцы беспомощно разводят руками:
— Нам нельзя... Мы — пленные!..
— Можно!.. Сейчас мы в одной команде... Это же бандиты, сволочи!.. Я разрешаю!!! Вперед!.. — кричит переводчик, расшвыривая озверевших пацанов.
— Ах, так?! — обрадованно говорит второй немец. — Прекрасно!
И оба немца бросаются на помощь взрослым русским. Но вот какого-то пацана зашибли слишком сильно, и он упал без сознания. Кто-то из тренеров истошно кричит:
— Доктора!!! Доктор!.. Мать вашу, где вы там?!
Из маленькой санчасти выбегает доктор в белом халате со стетоскопом на шее. И тут же получает от кого-то из пацанов прямо в глаз!
Мгновенно рассвирепевший доктор хватает обидчика одной рукой за штаны, другой за шиворот и отбрасывает его в кучу дерущихся...
...а сам тут же склоняется над пацаном, потерявшим сознание.
Следом за доктором из штабного домика выскакивают радист с наушниками на голове и полковник Вишневецкий.
— Пошел! — приказывает радисту полковник, а сам исчезает в домике.... чтобы тут же появиться на пороге с немецким «шмайсером».
Он задирает ствол автомата вверх и дает длинную очередь в солнечное утреннее небо...
Горы устрашающе и многократно повторяют громовой звук автоматной очереди и...
...ДРАКА прекращается.
Все замирают, как в последней сцене гоголевского «Ревизора».
И во внезапно наступившей тишине снизу, из-за поворота, на территорию школы, надсадно воя перегревшимся двигателем, с трудом въезжает белый фургон «Казплодовощторга» с новой партией таких же «сволочей»...
...Перед штабным домиком выстроены в две шеренги полсотни пацанов...
Кто-то уже переодет в альпийскую униформу, кто-то еще не успел ее получить — стоят в своем гражданско-тюремном тряпье, а кто-то — кто выскочил из бани, чтобы принять участие в «толковище», — в одних трусах, кальсонах, совсем голыми, стыдливо прикрываясь руками, шайками, обрывками газеты «Казахстанская правда»...
Напротив них, утираясь от пота и крови, — полтора десятка кадровых и «вновь обращенных» офицеров НКВД в спортивной форме...
Они сгруппировались у входа в штабной домик, со ступенек которого Вишневецкий с автоматом в руке говорил:
— Затеять драку из-за шайки горячей воды и потому, что кто-то пролез без очереди получить обмундирование, — полный идиотизм! Мы рассчитывали набрать пятьдесят отчаянно смелых парней, а получили полсотни безмозглых сявок и дешевок, которых нужно было бы еще внизу перестрелять, а не тащить сюда в горы! И в следующий раз...
— Виноват, Антон Вячеславович... — прервал Вишневецкого доктор в белом халате, испачканном кровью. — Я мог бы этого мудака отнести в медпункт?
Пацан, который валялся без сознания, стал приходить в себя.
— Носилки нужны?
— Не смешите, Антон Вячеславович. — Доктор поднял пацана на руки и понес его в медпункт.
— Так вот, — продолжил Вишневецкий, — в следующий раз зачинщиков...
— ...исключат из школы!!! — дурашливо прокричал кто-то из пацанов, и весь строй весело захохотал.
— Правильно, — подтвердил Вишневецкий. — Зачинщиков исключат из школы, спустят вниз в город и там расстреляют.
— Кончай парашу гнать!.. — раздался другой голос из строя. — Нас по закону даже судить нельзя — мы малолетки!..
— Судить нельзя, — подтвердил Вишневецкий. — А шлепнуть — запросто. Чтоб ты потом никому не похвастал, что был в этой школе. Расписку помнишь?
Строй недоверчиво и подавленно молчал.
— Всем привести себя в порядок. Разойдись!
Голые помчались в баню домываться, непереодетые — к складу за обмундированием...
Один, пробегая мимо Кости и Тяпы, на ходу крикнул:
— Что, Художник херов, перетрухал или ссучился?!
Тяпа мгновенно подставил бегущему пацану ногу, и тот полетел кувырком по каменистому плато с криком:
— Суки рваные!.. Падлой буду, пришью обоих!!!
У фургона «Казплодовощторг» конвойные в штатском прощались с полковником Вишневецким.
— Все, Антон Вячеславович... Последняя партия.
— И слава Богу, — ухмыльнулся Вишневецкий.
Пауза. Наконец конвойный решился, спросил со «значением»:
— «Вниз» никого спускать не будем, а, Антон Вячеславович?
Вишневецкий подумал и равнодушно ответил:
— Погодим. Еще не вечер...
Пять групп по десять человек уже переодеты в теплую спортивную альпийскую форму. На головах вязаные шапочки. Шапочку каждый носит по-своему...
Все группы вместе со своими «воспитателями» и тренерами заняты обучением и тренировками.
Первая учится плести альпинистские узлы манильскими тросами...
...вторая вынесла из щитового барака длинные столы — собирает на них и разбирает заново короткий немецкий автомат «шмайсер»...
...третья — лазает по шестам и канатам, осваивает веревочную лестницу...
...четвертая группа бросает тяжелые десантные ножи в два щита из толстых досок, прислоненных к задней стенке штабного домика. На щитах силуэт человека в натуральную величину. Силуэт, как плакат с мясной тушей в довоенном гастрономе, разделен на части и пронумерован. От попадания ножа в ту или иную часть тела зависит оценка...
...пятую десятку пацанов два немца и переводчик обучают сверлению шурфов в скале для закладки взрывчатки...
Тяпа и Котька-художник в одной группе. Занимаются лазаньем по подвесным шестам и канатам...
Худенький, маленький Тяпа все никак не может забраться по канату выше, чем на полтора-два метра. Обессилев, падает на землю.
Костя Чернов и еще пара пацанов, словно обезьяны, взлетают по шестам и канатам на пятиметровую высоту!..
— Почему это они могут, а ты нет?! — рявкает тренер на Тяпу.
