господь. Госпожа, вы увидите любовную историю. Было совершено преступление. Есть один, два, три убийцы. Убийцы переодеты. Один настоящий убийца переодевается два раза: первый, чтобы не догадались, что у него есть с собой оружие, и второй — просто потому, что ему так хочется. Убийцы все время стараются облечь свои мысли в новые одежды, скрыть свои чувства. Облачая один и тот же повод в разные камзолы, они думают, что это еще один повод, еще одна веская причина. Госпожа, я говорю в пьесе, кроме того, и о сердце женщины.
Герда. Скажи мне, сын, есть ли у тебя какая-нибудь другая книга для изучения, кроме Офелии?
Офелия. Скажи, что нет, Гамлет, господин мой!
Гамлет. Госпожа, в том молоке, что я впитал от вас, мудрость стольких поколений женщин, начиная от Евы! Я также внимаю всему, что можно услышать в Эльсиноре между порывами ветра. Моя пьеса — это комедия о нашем образе жизни, живом и свободном. В ней нет маленьких персонажей. Действующие лица — люди видные, почти все могут выразить то, что чувствуют, и то, что не чувствуют, с одинаковой торжественностью. Только относительно одного действующего лица у меня есть сомнения.
Полоний. Не сомневается только Господь Бог.
Гамлет. Мог бы я спросить тебя, Полоний, не являешься ли ты одновременно Хранителем печати Всевышнего?
Офелия. Ты сомневаешься относительно нее, Гамлет?
Герда. Сомневаешься, что он был убит?!
Гамлет. Я сомневаюсь, должна ли быть в пьесе роль автора. Я убежден, что пчела, которая собрала с цветка весь нектар, возвращается в улей со всем нектаром. А автор, может ли он быть уверен, что так будет и со всеми его персонажами? Мы могли бы установить над сценой нечто вроде летающей платформы, и я оттуда руководил бы, подсказывал, поправлял. Панталоне, делай так, Коломбина, отвечай этак, Скарамуцца, вынимай шпагу! А я бы летал туда и сюда, с закрытым маской лицом. Я сомневаюсь только в себе, госпожа, и только как автор.
Офелия. А ты написал свою комедию в стихах?
Гамлет. Нет. Полоний, ты — старый, опытный политик, тебе ведомы многие перемены в королевстве, тебе кажется, что ты хранишь великие государственные тайны, потому что ты их забыл. Через твои руки прошло много золота, но это были только цифры. То есть как будто не прошло ничего. Госпожа, вы — великая королева. Вы сидите по правую руку короля. Говорят, что вас все любят, ваши советы ценят и часто им следуют. Вы много знаете. Вот я хочу у вас спросить одну вещь. Когда я начинаю перечитывать свою пьесу, я сразу вижу, что все действующие лица, все убийцы — в моей пьесе одни только убийцы — говорят точно так же, как я, то есть я говорю, как они. Все говорят одно и то же… Я Гамлет, принц датский, который пока еще не стал убийцей. Раз есть преступление, то все, что говорится вокруг него, составляет часть преступления, делает тебя соучастником, свидетелем. Ты связан с преступлением, как связан с лугом конь, который на нем пасется. Но я нашел способ вывести убийц на чистую воду, я должен был их наказать во что бы то ни стало.
Полоний. Автор должен всегда делать так, чтобы справедливость торжествовала.
Герда. Но надо принимать во внимание свойства души.
Офелия. Влюбленные должны иметь снисхождение.
Герда. Надо копнуть глубже и посмотреть корни.
Гамлет. Госпожа, я не хочу фигурировать в разных историях как убийца, а еще меньше — в какой-нибудь комедии. Я слишком ленив, чтобы бросать в свои сны пригоршню терзаний.
Герда. И когда же твою пьесу будут представлять?
Гамлет. В тот день, когда будет как раз середина лета. Я прошу, госпожа, чтобы все датчане, кто хочет, пришли на крытый двор посмотреть мою пьесу. В ней есть даже серенада.
Офелия. И ты написал слова, Гамлет?
Гамлет. Написал, и представь себе, что я говорю все эти красивые слова тебе. И если есть в моей серенаде поцелуй, Офелия, то он предназначается для твоих прелестных уст. Он твой! Госпожа, если хотите, когда спектакль будет подходить к концу, мы с вами выйдем к воротам двора, одни, и послушаем, что будут говорить зрители. Автор ведь тоже не лишен тщеславия.
Герда. А что они скажут, как ты думаешь, Гамлет?
Гамлет. Мы увидели заслуженное наказание! Другие скажут: а кто первый бросит камень? А кто-то промолвит: она не виновата.
Герда. А она вправду не виновата?
Гамлет
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Панталоне. Как видно, все такие королевские дома одинаковы.
Арлекин. Кто знает, настоящая ли это история или выдумка. Вот здесь говорится: Примечание автора: «Если тот, кто будет играть короля, не умеет притворяться отравленным, пусть отравится на самом деле».
Панталоне. Наверно, он хочет сказать, что вся эта история — правда, когда-нибудь она действительно произошла. Ведь нет такого комедианта, который не сумел бы сыграть смерть на сцене.
Донна Гильельма. А он дерзкий любовник, вот что я вам скажу!
Скарамуцца. Разве его рука обнимает твою талию? Он тебя целует? Нет, люди этой туманной страны никакой свободы отношений не признают. Говорить о любви! Что это такое — говорить о любви? Помню, как-то раз во Флоренции я стоял у дверей одной таверны. Мимо прошла женщина, поддерживая подол длинного платья. Она была очаровательна. Я пошел за ней. Если бы орешник мог ходить, я сказал бы, что я шел как орешник. Руки мои сами тянулись к ее ногам, чтобы поддержать — не дай бог, она упадет. Какая походка! Я поравнялся с ней у прохода Строцци. Она на меня посмотрела. Я тоже посмотрел. Наклонился к ней и говорю: «Едва распустится роза, листья надо оборвать. Бросили лилию в реку — больше ее не увидать. Солдату, по крайней мере, в сраженьи завтра умирать». Бархатный галунна моей синей куртке — это ее подарок. Ее звали… ее звали… Нет, забыл, совсем памяти не стало. Наверно, я и вправду погиб в том сражении!
Коломбина. Здесь, в моем тексте, есть какие-то странные слова. Она, королева, говорит: «Мужчина в моей постели, на мне, каждый день пользуется моим телом, расходует на совокупление силы души; в нем сосредоточились тревожная любовь, тихий смех, слезы, часы раздумий и будоражащих грез, которые предшествуют каждому свиданию. Поцелуй — это еще не плоть. Но куда девается деликатность души, нежность любви, вежливость речи, застенчивость, улыбка? Несколько мужчин, в зависимости от желаний плоти, были бы удобнее. И душа осталась бы свободной для одной-единственной любви, увитой розами».
Панталоне. Нет, на подмостках Италии произнести это было бы нельзя.
Скарамуцца. Дело в том, что там командуем мы, мужчины. А где командуют и
