– За попытку дачи взятки, за вымогательство, я не знаю.
– Я тоже не знаю. Предполагаю, что все пожертвования в Комитет по внутренней политике делались в соответствии с законом, а вы мне не сообщили ничего, что могло бы свидетельствовать о нарушениях. Нет ничего противозаконного в том, что человек делает пожертвования на политические цели. Ведь к вам по двадцать раз в день обращаются разные люди с требованием занять ту или иную позицию.
– Броуди не просил. Он угрожал мне. Я уверен, что вы способны почувствовать разницу между просьбой и угрозой.
– Угрожал вам – чем? Вы сказали, что он обещал вам сделать это достоянием гласности, если вы не выполните его требования. Я не думаю, что это можно рассматривать как угрозу.
Лицо Дьюкена приобрело кирпичный оттенок.
– Послушайте, вы, защитник законности! Не рассказывайте мне, что ничего нельзя поделать! Я не намерен выслушивать все это!
Выражение лица Хупера не изменилось.
– Сенатор, вас поимел профи. А теперь послушайте внимательно, что я вам скажу. По вашим собственным словам, этот человек не сделал ничего противозаконного. Разговор состоялся без свидетелей, и поверьте, он будет отрицать все, что могло бы хоть как-то бросить на него тень.
Дьюкен с трудом сдерживался. Его кадык ходил ходуном, а сам он сидел неподвижно, уставившись в разделявший их стол.
– Однако вот что мы можем сделать. Мы можем проверить счета и посмотреть, все ли установленные правила он соблюдал, передавая пожертвования в Комитет по внутренней политике. На это потребуется время, но, вполне возможно, что-либо всплывет. Броуди умен, но закон в этой сфере сродни минному полю.
– Этот шантажист так просто от меня не отделается, – тихо произнес Дьюкен.
– Второе, что можно предпринять, – это поставить ваш телефон на прослушивание и устроить еще один разговор с Броуди. Возможно, он проговорится, чем и скомпрометирует себя.
– И меня!
– Возможно. Вам придется пойти на этот риск.
– Мне это не нравится.
– С кем он еще встречался по этому поводу? Сколько членов Конгресса подверглись его давлению?
– Я не знаю. Насколько я помню, кто-то говорил, что он давал деньги Бобу Черри и еще троим или четверым.
– Все будет отражено в их финансовых декларациях, так? Посмотрим, обнаружим ли мы их имена.
– А что это нам даст?
– Буду откровенным, сенатор. Кое-кому, возможно, не понравится такой поворот дела. Фримэн Мак- Нэлли мертв. Убит прошлой ночью.
Дьюкен потерял дар речи.
– Кто это сделал?
– Мы занимаемся расследованием. Это конфиденциальная информация. Мы не сообщали о смерти Мак-Нэлли и хотим на время попридержать эту новость.
Лицо Дьюкена приобрело мертвенно-бледный оттенок. Только что он сам без всякой задней мысли дал ФБР мотив для убийства человека, которого недавно лишили жизни.
Лицо Хупера ничего не выражало. Он прекрасно понимал, о чем в данный момент думает Дьюкен, однако это его нисколько не беспокоило.
– Хорошо то, – добавил агент, насмотревшись, как Дьюкен извивается, словно уж на сковородке, – что Фримэн сделал свой последний политический вклад. По истечении определенного времени – вероятно, довольно скоро – Т. Джефферсон Броуди узнает о несчастье, постигшем мистера Мак-Нэлли. Конечно, у него останется компромат на вас, но я сомневаюсь, что он настолько глуп, чтобы воспользоваться им. Он производит впечатление очень осторожного человека.
– Хитрый. Дурак думает, что он хитрый.
– Ах, да, а разве они не все такие?
Фрэдди стоял возле столика сестры и слушал, как человек с забинтованной головой в инвалидном кресле рассказывал полицейским о сделанной ему недавно пересадке волос на голове.
– Вы не знаете, как это удручает, потерять роскошную шевелюру. Это все равно что стареть или дурнеть на глазах, вы понимаете?
Хупер появился в дверях, окинул взглядом присутствовавших и отозвал Фрэдди в пустовавшую комнату ожидания. Позади них все тот же пациент продолжал свое повествование.
– Это была натуральная мужская лысина. Боже мой, я чувствовал себя так…
– Как он? – спросил Хупер, закрывая дверь в коридор.
– Снова спит. Сестра сказала, что он скоро проснется, тогда мы сможем поговорить с ним. Она меня позовет.
– Мы нашли тело в доме Мак-Нэлли. Винни Пиош, я думаю. Весь дом буквально изрешечен. Кто-то просто стоял в дверях и поливал каждую комнату из автомата. Настоящий кавардак.
– Возможно, Форд. Он сказал, что Пиош пришел по его голову вместе с Ансельмо. К тому же Форд