— Они знают, что Гаррисон попытается добраться до берега в резиновой лодке или еще на чем-то?
— Знают, — ответил Клифф. — Он не сможет это проделать у них под носом.
— Охрана уверена, что Дилворт их заметил.
— Они освещены, как рождественская елка.
— Отлично. Я хочу, чтобы он понял: все бесполезно. Если мы не дадим ему возможности предупредить Корнеллов, тогда рано или поздно они позвонят ему сами — тут-то мы их и возьмем. Даже если парочка воспользуется телефоном-автоматом, мы будем знать их примерные координаты.
Кроме прослушивания домашних и служебных телефонов Дилворта, УНБ установило специальное следящее устройство, которое включит линию сразу после звонка и не разъединит ее даже по окончании разговора, до тех пор, пока номер телефона и адрес звонившего не будут определены и проверены. Даже если Дилворт быстро выкрикнет предостережение и повесит трубку, как только услышит голос одного из Корнеллов, будет уже поздно. Единственно как он мог попытаться сорвать планы УНБ — это вовсе не подходить к телефону. Но даже это ему бы не помогло, потому что после шестого звонка включалось автоматическое устройство УНБ, которое «отвечало на звонок», устанавливало соединение и приступало к процедуре опознания.
— Единственное, что может нам помешать, — сказал Лем, — это если Дилворт доберется до телефона, который не находится у нас под контролем, и предупредит Корнеллов, чтобы они ему не звонили.
— Этого не произойдет, — заверил Клифф. — Мы прочно сидим у него на хвосте.
— Лучше бы ты этого не произносил, — забеспокоился Лем. Ветер со звоном ударился о металлический замок, висящий на свободном конце веревки, и Лем даже подпрыгнул. — Мой отец любил говорить, что все самое худшее случается тогда, когда этого совсем не ждешь.
Клифф покачал головой.
— Несмотря на все мое уважение, сэр, чем чаще вы цитируете своего отца, тем больше я склоняюсь к мысли, что он был самым мрачным человеком, когда-либо жившим на этой земле.
Оглядываясь по сторонам на раскачивающиеся лодки и вздымающиеся от ветра волны и чувствуя, что это
— Да… мой отец по-своему был великим человеком, но он также был… совершенно невозможным.
Раздался крик Хенка Горнера:
— Эй! — Он бежал по причалу от яхты, где они с Клиффом просидели весь день. — Я только что разговаривал с катером. Они посветили прожектором на «Красавицу», чтобы слегка их попугать, и говорят, что Дилворта там нет. Только женщина.
Лем сказал:
— Но, черт, он же ведет яхту.
— Нет, — ответил Горнер. — На «Красавице» темно, но прожектор с береговой охраны освещает всю посудину, и они говорят, что у руля женщина.
— Все в порядке. Гаррисон внизу в каюте, — сказал Клифф.
— Нет, — проговорил Лем с гулко бьющимся сердцем. — В такой момент адвокат не стал бы сидеть в каюте. Он бы следил за катером, решая, идти ли ему дальше или повернуть назад. Его нет на «Красавице».
— Но Дилворт должен там быть! Он с нее не сходил, пока она стояла у причала.
Лем уставился в ту сторону хрустально-прозрачной бухты, где на конце северного волнореза находился маяк.
— Ты говорил, что эта чертова посудина развернулась у северного мыса и, казалось, собиралась идти на север, но затем резко развернулась и пошла на юг.
— Черт, — произнес Клифф.
— Вот там-то Дилворт и сошел, — сказал Лем. — У мыса северного волнореза. Без резиновой лодки. Клянусь Богом, он просто поплыл.
— Гаррисон слишком стар для таких трюков, — запротестовал Клифф.
— По-видимому, нет. Он обогнул волнорез с той стороны и направился к телефону-автомату на одном из северных общественных пляжей. Нам надо остановить его, и быстро.
Клифф поднес рупором руки ко рту и выкрикнул имена четырех агентов, которые были в лодках, стоящих на приколе вдоль причала. Несмотря на ветер, эхо от воды далеко разносило его голос. На зов Клиффа бежали агенты, а Лем бросился к стоянке, где он оставил свой автомобиль.
Тревис мыл посуду после обеда, когда Нора сказала:
— Взгляни-ка сюда.
Он обернулся и увидел, что она стоит рядом с мисками Эйнштейна для еды и питья. Воды в миске не было, но половина обеда осталась нетронутой.
Она заметила:
— Раньше он никогда не оставлял ни кусочка.
— Никогда. — Нахмурившись, Тревис вытер руки кухонным полотенцем. — Последние несколько дней… я думал, что, может быть, у него легкая простуда, но он сообщает, что чувствует себя хорошо. А сегодня даже не чихает и не кашляет, как раньше.
Нора и Тревис прошли в гостиную, где ретривер с помощью своего устройства для переворачивания страниц читал «Черную красавицу». Они опустились рядом с ним на колени, он поднял на них глаза, и Нора спросила:
— Ты не заболел, Эйнштейн?
Ретривер негромко пролаял один раз:
— Ты уверен?
Пес быстро вильнул хвостом:
— Ты не доел свой обед, — сказал Тревис.
Собака старательно зевнула.
Нора спросила:
— Ты хочешь сказать нам, что немного устал?
— Если ты себя плохо почувствуешь, ты нам сразу сообщишь об этом, да, мохнатая морда?
Нора настояла на том, чтобы внимательно осмотреть глаза, рот и уши Эйнштейна, выискивая явные признаки инфекции, но в конце концов признала:
— Ничего. Кажется, с ним все в порядке. Наверное, даже суперпес имеет право на усталость.
Налетел резкий холодный ветер. На море поднялись большие волны, чего днем не было.
Когда Гаррисон добрался по северному волнорезу до берега, его с ног до головы покрывала гусиная кожа. Он с облегчением ступил с твердых и острых камней этого крепостного вала на песчаный пляж. Дилворт был уверен, что у него сбиты обе ступни; они горели, а при каждом шаге его левую ступню пронизывала острая боль, заставляя хромать.
Он старался держаться поближе к бурунам, подальше от начинающегося за пляжем парка. Там, где парковые фонари освещали аллеи и прожектора бросали яркий театральный свет на пальмы, его будет лучше видно с улицы. Адвокат не думал, что его будут искать; он был уверен: фокус удался. Однако на всякий случай не хотел привлекать к себе внимание.
Порывистый ветер срывал с волн пену и швырял ее в лицо Гаррисону, так что ему казалось, будто он все время бежит по какой-то паутине. Пена залепляла глаза, которые после морской ванны наконец-то перестали слезиться, и в конце концов ему пришлось отойти от бурунов поглубже на пляж, где был более мягкий песок, хотя он по-прежнему находился вдалеке от фонарей.
