Пару раз в трубке слышался длинный гудок. В этих случаях он набирал номер Пола, слышал, как мобильник звонит на острове Мауи, однако брат не откликался. Но обычно, снимая трубку, он слышал лишь электронные помехи, неотличимые от тех, что доносились из телевизора, когда на экране возникала многоцветная калейдоскопическая картинка со скругленными углами.
Седьмая или восьмая попытка оказалась удачной. Пол ответил на вызов.
И настроение Нейла, едва он услышал голос брата, сразу улучшилось.
— Пол! Слава богу. Я уж подумал, что ты и в эту погоду решил поймать пару больших волн.
Пол обожал серфинг. Океан стал его второй страстью.
Молли схватила дистанционный пульт управления, выключила звук.
— Что? — спросил Нейл. Дослушал. — Да, мы в порядке. В доме. Дождь идет такой сильный, что мы уже подумываем над строительством ковчега.
Молли опустилась на колени перед мужем, протянула руку к телефонному аппарату, нажала кнопку громкой связи.
С северного берега Мауи донеся голос Пола: «…я повидал много тропических дождей, но такого еще не было».
— По ти-ви говорят о семи дюймах осадков в час.
— Здесь все гораздо хуже. Дождь льет такой, что можно утонуть, стоя на ногах. Если пытаешься вдохнуть, в легкие попадает больше воды, чем воздуха. Дождь… вся эта вода такая тяжелая, так и норовит поставить тебя на колени. Мы собрались в здании суда. Примерно четыреста человек.
— В здании суда? — в недоумении переспросил Нейл. — Не в церкви? Церковь расположена выше.
— В здании суда меньше окон и они не такие большие, — объяснил Пол. — Его легче укрепить и защищать.
Защищать.
Молли посмотрела на пистолет. На ружье.
По телевизору показывали видеосюжет, снятый в каком-то далеком большом городе. Здания пылали, несмотря на проливной дождь.
— Первое послание Петра, — продолжил Пол, — четвертая глава, стих седьмой[11]. У тебя такие ощущения, маленький братец?
— Откровенно? Для меня это скорее «Близкие контакты», — признался Нейл, наконец-то обратив в слова те мысли, которые ни он, ни Молли ранее не хотели высказывать. — Но к чему все это приведет… кто знает?
— Я знаю, — говорил Пол твердо и решительно. — Я с готовностью принимаю страдания души, боль и печаль, которые могут прийти.
В этих словах Молли узнала перефразированное «Принятие смерти», одну из церковных вечерних молитв.
— Все будет не так, Поли, — вмешалась она. — В этом есть… я не знаю… в этом есть и что-то позитивное.
— Молли, как я люблю твой сладенький голосок. Ты из тех, кто готов увидеть радугу в урагане.
— Ну… жизнь научила меня быть оптимисткой.
— Ты права. Смерти нечего бояться, не так ли? Она всего лишь новое начало.
— Нет, я не об этом. — Молли рассказала ему о койотах на крыльце. — Я ходила среди них. Они были такими послушными. Это было чудо, Пол, внутри у меня все пело.
— Я люблю тебя. Ты ниспослана Нейлу Богом, с тобой он познал счастье, ты излечила его душу. В тот первый год я наговорил тебе столько неприятного…
— Да нет же, — не согласилась она.
Нейл взял ее руку, мягко пожал.
На экране телевизора, уже в другом городе, ничего не горело, но мародеры разбивали витрины магазинов. Под светящимся проливным дождем осколки стекла ярко блестели.
— Сейчас не время для лжи, детка. Даже из вежливости.
Поначалу Пол действительно не одобрил их женитьбу. Но с годами привык, а потом и согласился с выбором Нейла. Они с Молли стали добрыми друзьями, но ни разу не говорили о том, что в первое время были на ножах.
Она улыбнулась.
— Хорошо, отец Пол, я сознаюсь. Случалось, ты выводил меня из себя.
Пол рассмеялся.
— Я уверен, и Бог чувствовал то же самое. У Него я давно уже попросил прощения… теперь прошу у тебя.
Голос у него сел. Ей хотелось оборвать связь. Чтобы этот разговор не получил логического завершения. Они же прощались, навсегда.
— Поли… ты и твой брат. Ты не можешь знать… как ты мне дорог.
— Но я знаю. И послушай детка, твоя мать гордилась бы твоим последним романом.
— Не надо мне льстить.
— Но это так. Перестань себя недооценивать. В нем звучит та же мудрость, что и в последних книгах Талии.
Глаза Молли затуманились от слез.
— Помни… сейчас не время для лжи, Поли.
— Так я и не лгу.
Молча, вымоченные дождем, с безумными глазами, люди толпой бежали мимо камеры. Похоже, в ужасе убегали от чего-то или от кого-то.
— Послушайте, я должен идти, — раздался из телефонного аппарата голос Поли. — Не думаю, что осталось много времени.
— Что у вас происходит? — встревожился Нейл.
— Я закончил мессу за несколько минут до твоего звонка. Но не все собравшиеся здесь католики, поэтому им нужно другое утешение.
На экране толпа сшибла с ног оператора, и теперь камера снимала серебристые лужи и множество бегущих ног.
Костяшки пальцев Нейла, сжимающих трубку, побелели.
— Поли, что ты имел в виду, говоря, что здание суда легче защищать? Защищать от кого?
Помехи исказили ответ, пришедший с Гавайских островов.
— Поли? Мы тебя не расслышали. Помехи на линии. От кого вы собираетесь защищаться?
Из динамика вновь раздался голос Пола, но очень далекий, словно говорил он со дна глубокого колодца.
— Здесь живут простые люди, Нейл. Воображение у них богатое, или они видят то, что хотят увидеть, чего в действительности и нет. Лично я не видел ни одного.
— Кого ты не видел?
Вновь помехи.
— Поли?
Среди исковерканных помехами слов одно вроде бы прозвучало как «дьяволы».
— Поли, если связь оборвется, мы сразу же перезвоним тебе. А если не дозвонимся, постарайся перезвонить нам. Ты слышишь меня, Поли?
На экране телевизора, в далеком городе (в левом верхнем углу появилась заставка: «Берлин, Германия») множество ног беззвучно бежало по мостовой, от которой поднимался пар, мимо выбитой из рук оператора видеокамеры.
Внезапно с далекого Мауи донесся голос Пола Слоуна, чистый и ясный, словно его обладатель находился в примыкающей к маленькой гостиной кухне: «…глава двенадцать, стих двенадцать. Ты помнишь его, Нейл?»
— Извини, Поли, не расслышал, какая книга, — отозвался Нейл. — Повтори еще раз.
В Берлине (мокрый объектив давал мутное изображение) мириады светящихся капель падали в лужи
