пассивный грех. Меня могут на какое-то время отстранить от выполнения служебных обязанностей, объявить взыскание. Но из полиции за это не выгоняют.
— Может, и нет. Но очередного повышения по службе тебе не видать.
Дэн пожал плечами:
— И что? Желания подниматься выше по служебной лестнице у меня нет. Я — не карьерист, Росс, в отличие от тебя.
— Но… если ты пойдешь на такое, тебе больше никто не будет доверять.
— Будут, можешь не сомневаться.
— Нет, нет. Не будут, после того как ты заложил другого копа.
— Если бы это был другой коп, не ты, я бы с тобой согласился.
Мондейл вскипел:
— У меня есть
— Да, тебя любят наверху, и понятно почему. Там ты всегда говоришь то, что они хотят слышать. Ты знаешь, как манипулировать ими. Но любой коп-патрульный знает, что ты — говнюк.
— Глупости! У меня друзья везде. От тебя все отвернутся, ты будешь в изоляции, изгоем.
— Даже если ты говоришь правду, хотя это не так, что с того? Я все равно одиночка, помнишь? Ты сам это сказал. Ты сказал, что я — одиночка. И ты думаешь, я буду нервничать, став изгоем?
И впервые ненависть на лице Мондейла в немалой степени сменилась тревогой.
— Вот видишь? — Дэн широко улыбнулся. — У тебя нет выбора. Ты должен позволить мне проводить это расследование так, как я считаю нужным, не вмешиваясь, пока я не обращусь к тебе с какой-либо просьбой. А встанешь у меня на пути, я тебя уничтожу, и да поможет мне в этом бог. Пусть при этом и у меня возникнут проблемы.
Лампы под потолком потускнели еще больше. А зеленый дисплей обрел такую яркость, что у Лауры заболели глаза.
— …ОСТАНОВИТЕ… ПОМОГИТЕ… БЕГИТЕ… ПРЯЧЬТЕСЬ… ПОМОГИТЕ…
Плексигласовая панель дисплея внезапно треснула посередине.
Радиоприемник так вибрировал, что начал двигаться по столику.
Лаура вспомнила кошмарный образ, несколько минут тому назад возникший перед ее мысленным взором: лапы краба, вылезающие из пластикового корпуса.
Дверца холодильника вновь открылась сама по себе.
И тут же, со скрежетом петель, одновременно распахнулись дверцы всех буфетов, столиков, полок. Одна ударила Эрла по ногам, и от неожиданности он едва не упал.
Радиоприемник перестал выкрикивать отдельные слова, вырванные из передач различных станций. Теперь из динамиков доносился невероятно громкий, просто оглушающий треск атмосферных помех.
Росс Мондейл сидел на деревянном ящике, закрыв лицо руками, словно плакал.
Дэну Холдейну оставалось только удивляться. Он-то полагал, что Мондейл просто не способен на слезы.
Капитан не издавал никаких звуков, не всхлипывал, не рыдал, а когда оторвал руки от лица, Дэн увидел, что глаза у него сухие. Мондейл не плакал, а думал, отчаянно пытался найти выход из тупика, в который его загнали.
И на лице его теперь появилось новое выражение: одну маску он сменил на другую. Страх и тревога полностью исчезли. Даже ярость спряталась, оставшись на виду разве что в глазах капитана. Теперь на лице господствовало дружелюбие.
— Хорошо, Дэн. Хорошо. В свое время мы были друзьями, может, станем ими вновь.
«Мы никогда не были друзьями», — подумал Дэн. Но ничего не сказал. Ему хотелось посмотреть, как Мондейл сможет сыграть эту новую для себя роль.
— По крайней мере мы можем начать, попытавшись работать вместе, и я готов этому помочь, признав, что ты — чертовски хороший детектив. Мало того, что ты не упускаешь никаких деталей, так у тебя еще удивительная интуиция. Мне не следовало и пытаться направлять тебя. Не мешают же охотничьей собаке бежать по зову ее носа. Хорошо. В этом расследовании ты сам себе хозяин. Иди куда хочешь, смотри что хочешь, когда хочешь. Только изредка ставь меня в известность о том, что тебе удалось раскопать. Я буду тебе очень признателен. Может, нам обоим стоит чем-то поступиться, в чем-то пойти навстречу друг другу, и тогда ты поймем, что не только сможем работать вместе, но и снова станем друзьями.
Дэн решил, что злость и неприкрытая ярость Мондейла нравятся ему больше, чем это слащавое дружелюбие. Ярость капитана отражала его сущность. Мед в голосе не успокоил Дэна, говоря точнее, от него по коже побежали мурашки.
— Но могу я задать тебе один вопрос? — Мондейл, по-прежнему сидя на ящике, наклонился вперед.
— Какой?
— Почему
— Я просто хочу делать свою работу.
— Мне кажется, здесь что-то большее.
Дэн промолчал.
— Дело в той женщине?
— Нет.
— Она очень симпатичная.
— Дело не в той женщине, — ответил Дэн, хотя красота Лауры Маккэффри произвела на него должное впечатление. Но в действительности она лишь в малой степени повлияла на его решимость и дальше вести расследование, хотя он не собирался говорить об этом Мондейлу.
— Тогда в девочке?
— Возможно.
— Ты всегда прилагал особые усилия в расследовании тех дел, где ребенку причиняли вред или угрожали.
— Не всегда.
— Нет, всегда, — покачал головой Мондейл. — Причина в случившемся с твоими братом и сестрой?
Радиоприемник вибрировал все сильнее. Прыгал по поверхности столика с такой силой, что едва не разбивал пластиковое покрытие, а потом взлетел в воздух. Повис, трепыхаясь, на конце провода, совсем как наполненный гелием воздушный шар, привязанный за нитку.
Лаура уже перестала чему-либо удивляться. Просто наблюдала, парализованная благоговейным трепетом. Она больше не боялась, холод и невероятность того, что происходило у нее перед глазами, превратили ее тело в статую.
Треск электронных помех становился все более пронзительным, напоминая записанный на магнитофонную пленку вой падающей бомбы.
Лаура посмотрела на Мелани и увидела, что девочка наконец-то начинает выходить из ступора. Она еще не открыла глаза, наоборот, плотнее сжала веки, но подняла маленькие ручки к ушам и открыла рот.
Змейки дыма вырвались из чудесным образом подвешенного в воздухе радиоприемника. Он взорвался.
Лаура закрыла глаза и опустила голову в самый момент взрыва. Осколки пластика пролетели над ней, угодили в руки, голову, кисти, правда, не нанеся особого вреда.
Несколько больших кусков, соединенных с проводом, с грохотом упали на пол: невидимые руки больше не поддерживали радиоприемник. Штепсель выскочил из розетки, провод пополз по столику, тоже упал на пол рядом с обломками «Сони» и застыл.
Когда раздался взрыв, Мелани наконец-то отреагировала на происходящее на кухне. Соскочила со стула еще до того, как перестали падать летящие обломки, на руках и коленях добралась до угла у двери во внутренний дворик. Усевшись там, закрыла голову руками и разрыдалась.
