– Да, – продолжал Уолтер, – он угрожал перерезать им горло от уха до уха. Но было и еще кое-что.
– Вот и я говорю, что было! – воскликнула Линда.
Она наклонилась вперед, как будто разговор о кровопролитии придал ей больше сил, чем когда-либо за долгие годы. Глаза заблестели и стали более живыми, но это не украсило морщинистое лицо; напротив, оно стало еще более хитрым, даже каким-то хищным.
– Муки и увечья, – произнес Уолтер, покачивая уродливой старой головой. Его белые волосы в отблесках экрана казались синеватыми. – Он угрожал не только убить их, но еще и изувечить.
Соня одним глотком выпила бренди, пытаясь успокоить сердце, прыгавшее в ее груди.
– Как вы полагаете, что за человек может даже думать о таких невообразимых вещах? – спросила ее Линда. По возбужденному виду и трясущимся морщинистым губам пожилой женщины можно было заключить, что та с детским восторгом мечтала о встрече с этим смелым человеком, кем бы он ни был.
– Не знаю, – сказала Соня, – это, должно быть, какой-то монстр, безумец. – Она глотнула кофе.
– Еще бренди, Соня? – предложил Кеннет.
– Нет, спасибо.
– Мне кажется, что этот человек еще грозился их выпотрошить, – сказал Уолтер. – Правда, Кеннет? – Старик держал чашку кофе обеими руками; они тряслись.
– Он был не настолько цивилизован, чтобы выражаться подобным образом, – ответил молодой человек. – Он сказал, что вытащит их кишки наружу, – это гораздо более жестокий способ выразить ту же самую мысль.
Несмотря на работающий кондиционер, Соня обливалась потом. Она поставила чашку.
– Тогда это еще хуже, – продолжал Уолтер. – Он обещал сделать еще хуже.
– Глаза, – добавила Линда, – он обещал что-то сделать с их глазами. Не помню, что именно.
Еще до того, как кто-нибудь сказал, что тот человек угрожал сделать с глазами детей Доггерти, Соня произнесла:
– Откуда вы все это узнали?
– Нам сказал Кен, – ответила Линда.
– А вы где это слышали? – обратилась Соня к Кену.
Он улыбнулся:
– Мне сказал Рудольф.
– Мистер Сэйн?
– Здесь я его знаю только как Рудольфа.
Соня была потрясена: Сэйн вовсе не производил впечатления человека, способного бегать по соседям и рассказывать самые свежие сплетни, особенно если это касалось соседей вроде Блендуэллов, которые, как он знал, не любили семью Доггерти и не хотели иметь с ней ничего общего. А ведь Доггерти платили ему жалованье. Это означало, что она неверно оценила характер верзилы-телохранителя... или что Кеннет Блендуэлл лгал и на самом деле знал о том, какими были угрозы, из другого источника...
– Значит, вы знакомы с Рудольфом? – спросила она.
– Мы друзья.
– Друзья?
– Почему вы говорите с таким недоверием? – спросил Кен. – Разве это невозможно? Я считаю, что он очень способный, превосходный человек.
Линда высунулась далеко вперед из своего кресла и сказала:
– Теперь я знаю, что это было!
– О чем ты говоришь? – фыркнул Уолтер.
– Я знаю, что этот ужасный человек пообещал сделать с детьми, – он собирался вырезать им глаза, вот что он сказал. Прямо вытащить их из черепа. Ведь правда же, Кеннет?
– Да, думаю, что так, – откликнулся он.
Соня так резко встала, что зацепила сервировочный столик; посуда на нем отчаянно задребезжала, а стеклянный графинчик с бренди чуть было не разбился, – Кеннет Блендуэлл подхватил его за минуту до того, как графин свалился бы на пол.
– Простите, – сказала девушка, чуть не задохнувшись от неожиданности. Она сожалела, что не может справиться со своим голосом – в нем слишком ясно звучала нотка самой настоящей паники. – Мне на самом деле уже пора идти. В 'Морском страже' остались кое-какие дела, и...
– Мне жаль, если мы вас напугали, – заметил Кеннет.
– Нет, вовсе нет...
Она отвернулась, понимая, что ведет себя невежливо, но на самом деле не слишком об этом беспокоясь после всего, что пришлось ей вынести в этом доме за последние полчаса. Она направилась ко входной двери и холлу, где, по крайней мере, было больше света.
Когда она открыла дверь дома, Кеннет оказался прямо у нее за спиной.
– Знаете, вы ведете себя глупо, – заметил он.