связать его с преступлением.
Он не хотел даже думать о такой кровавой бойне.
Особенно в том случае, если там была Соня...
Блендуэлл взглянул на небо: черные, низкие, быстро движущиеся облака, которые извергают потоки дождя. Затем он посмотрел и на море: высоко вздымающиеся яростные волны, старающиеся сокрушить остров, превращающие его в узенькую полоску земли, во взбитый ветрами комок грязи.
Пройти в такую погоду, когда ураган все еще бушует, милю для того, чтобы убить жителей 'Дома ястреба'? Такая попытка могла оказаться смертельной. Только сумасшедший...
Он рывком распахнул ставни.
Во имя Господа, о чем тут думать? Конечно, только сумасшедший пойдет во время бури через весь остров, но ведь именно о том и речь!
Блендуэлл оставил ставни открытыми.
Он пододвинул к окну кресло и пошел принести винтовку, которой, как он говорил Петерсону, в доме никогда не было.
Глава 30
В четвертой прогалине, между четвертым и пятым холмами, уже не так далеко от безопасного 'Дома ястреба', они наткнулись на дохлую акулу. Тело плавало кверху брюхом в грязной воде, плескавшейся между возвышенностями. Страшные челюсти застыли в жуткой усмешке, которая показалась Соне удивительно знакомой, но девушка не могла вспомнить, где видела ее прежде...
А потом вспомнила. Это была улыбка черепа из фильмов ужасов, широкая, но абсолютно лишенная признаков юмора, что-то вроде дешевого театрального эффекта, которая заставляет вздрагивать, но совсем не веселит.
Она заставила детей отвернуться и быстро повела их вдоль берега естественного бассейна, где можно будет перейти на другую сторону, не прикасаясь к останкам акулы. Конечно, они уже все видели, – Соне не удалось достаточно быстро отвлечь ребят, чтобы они не успели заметить то, что находилось в воде. Она знала, что это зрелище еще многие годы будет им сниться по ночам.
По большей части неприятные сцены вроде этой ее не тревожили – они были просто тошнотворны, как все, что напоминало о смерти. Но теперь девушку беспокоила невозможность определить, добрым или дурным знаком окажется на этот раз присутствие акулы. С одной стороны, смерть огромной рыбы могла означать исчезновение предыдущей угрозы. С другой – то, что она была мертва и ухмылялась, глядя на них остановившимися глазами, значило...
Она встряхнула головой и постаралась вернуть чувство самообладания и душевное равновесие.
Усталость опускалась ей на голову, как рука в мягкой перчатке, и заставляла думать о том, чтобы прекратить метаться без толку (а заодно и думать о хороших и плохих знамениях), но Соня не могла позволить себе поддаться этому ощущению.
В этот раз бассейн оказался не слишком глубоким, и они без труда перешли его в тридцати или сорока футах от мертвой акулы в том месте, где из-под слоя воды поднимались камни и образовывали довольно удобный переход.
Она перенесла на ту сторону обоих детей. Руки болели, как гнилые зубы, так что ей хотелось вынуть их из плеч, чтобы стало хоть чуточку легче.
Одно дело сделано, впереди еще один холм.
Ей не хотелось на него взбираться, но выбора не было.
Осторожно, потому что склон оказался скользким и был усеян плоскими камнями, абсолютно не подходящими для того, чтобы за них цепляться, но очень опасными для того, кто упал бы на них и ударился головой, она поползла по-крабьи наверх, взяв с собой Тину и по временам бросая беспокойные взгляды назад, на Алекса, который уже начал понемногу терять силы, хотя продолжал упрямо карабкаться следом. Один раз она потеряла равновесие и, стараясь удержать девочку, не дать ей пораниться, сама сильно ударилась головой о плоский камень, который старалась обойти.
Голова закружилась...
Ей показалось, что она вот-вот упадет в обморок или заснет.
Соня стиснула зубы, прикусив губу, рванулась вперед, отчаянно хватая ртом воздух, выдыхая с громкими стонами, которые, к счастью, не были слышны из-за грохота бури. Она не вынесла бы этого звука, полного отчаяния. Только не сейчас, когда требовалась каждая капля оптимизма.
На вершине холма ей показалось, что силы оставляют ее, захотелось отдохнуть, поспать.
Но Соня знала, что поддаваться этому желанию нельзя.
Ей хотелось просто лечь, растянуться на мягкой земле и на пару минут закрыть глаза.
Нет, она не будет спать, потому что не смеет, но почему нельзя просто лечь и отдохнуть?..
Нет, даже этого не стоит делать.
Самое большее, что можно себе позволить, – это на секунду остановиться и перевести дух.
Она положила Тину на землю. Девочка вздрогнула, что-то пробормотала и на секунду открыла глаза, чтобы тут же снова погрузиться в сон.
Этому примеру хотелось последовать.
Она оглядела себя.
Потерла заднюю часть шеи, затем глаза, место, где к нежной плоти прижималось острое лезвие ножа. Кровь уже перестала течь, но края раны вспухли и побагровели.
