вернуть себе свободу.
Но прежде чем она успела изогнуться назад и укусить за руку, Лайлани быстро вскочила на ноги, начисто забыв про ортопедический аппарат, изображая девочку-ковбоя, раскручивающую лассо. Центробежная сила не позволила змее свернуться кольцом, наоборот, вытянула ее в струнку. Рептилия с шипением резала воздух. Дважды рука Лайлани совершила полный оборот, пока девочка, спотыкаясь, приблизилась на пару шагов к комоду. На первом обороте зубы змеи лишь на несколько дюймов разминулись с лицом Синсемиллы, а на третьем ее голова встретилась с комодом. С треском разлетелся череп, сражение закончилось.
Мертвая змея выскользнула из руки Лайлани и в последний раз кольцом свернулась на полу.
Неожиданная финальная сцена спектакля лишила Синсемиллу дара речи.
И пусть Лайлани отпустила убитую змею и отвернулась от ее трупа, ей не удалось с такой же легкостью стереть застывший в ее мысленном зеркале образ: она, Лайлани, неистово яростная, рычащая, хрипящая, жаждущая смерти змеи.
Удары сердца громом отдавались по всему телу, шторм унижения еще не утих.
Она не могла плакать. Тем более здесь и сейчас. Ни страх, ни злость, ни осознание новых, доселе неизвестных сторон своего внутреннего мира не могли заставить ее расплакаться в присутствии матери. Ни при каких условиях она не желала открыть Синсемилле свою уязвимость.
Обычная легкость движений по-прежнему не давалась Лайлани. Однако, как только перед каждым шагом она начала проигрывать все движения в голове, словно пациент, который учится ходить после травмы позвоночника, ей удалось с достоинством проследовать к открытой двери в спальню.
В коридоре ее начало трясти, зубы выбивали дрожь, локти колотились о ребра, но усилием воли она заставила себя не останавливаться.
У ванной услышала, как за спиной завозилась мать. Оглянулась в тот самый момент, когда спальню осветила яркая вспышка. Вспышка фотокамеры. Змея не шла ни в какое сравнение с автоаварией, но, должно быть, Синсемилла решила, что ее труп, застывший на оранжевом ковре, представляет собой художественную ценность.
Еще вспышка.
Лайлани вошла в ванную, включила свет и вентилятор. Закрыла дверь и этим отсекла мать.
Включила и душ, но раздеваться не стала. Вместо этого опустила крышку на сиденье унитаза и села.
Под гудение вентилятора и шум воды сделала то, чего не позволяла себе ни при матери, ни при Престоне Мэддоке. Здесь. Сейчас. Заплакала.
Глава 22
Каким бы вкусным ни был апельсиновый сок, налитый в ботинок, собака теряет к нему интерес, едва вой сирены становится таким же громким, как предупреждение о воздушном налете, звучащее в непосредственной близости от дома на колесах. Тревога Кертиса становится ее тревогой, и она смотрит на него, навострив уши, подобравшись, готовая выполнить любой его приказ.
«Уиндчейзер» начинает сбавлять скорость, как только водитель видит патрульную машину в зеркале заднего обзора. Даже серийные убийцы, которые путешествуют с коллекцией зубов своих жертв, без колебания сворачивают к обочине, если того требует дорожная полиция.
Когда патрульная машина проскакивает мимо и сирена стихает, дом на колесах вновь набирает скорость, но Желтый Бок не возвращается к соку. Пока Кертису как-то не по себе, собака остается на страже.
Сначала вертолет пролетел вдоль автострады в сторону Невады, теперь за ним последовала патрульная машина: веские признаки того, что впереди им готовится торжественная встреча. Джон Эдгар Гувер далеко не дурак, пусть и умер, и если его призрак направляет действия ведомства, которое он с неохотой покинул, значит, две группы агентов ФБР, а может, и сотрудников других правоохранительных органов уже перекрывают автостраду на юго-западе и на северо-востоке от стоянки грузовиков.
Вновь усевшись на краешек кровати, Кертис достает из карманов джинсов всю наличность. Расправляет купюры, сортирует. Сортировать особо нечего. Подсчитывает свои богатства. Подсчитывать особо нечего.
Ему определенно не хватит денег, чтобы подкупить агента ФБР, тем более что большинство из них подкупить невозможно. Они, в конце концов, не политики. Если в операции задействованы сотрудники Агентства национальной безопасности, а вероятность этого велика, и, возможно, ЦРУ, эти парни не продадут родину и честь за несколько смятых пятерок. Не продадут, если можно верить фильмам, детективным романам и книгам по истории. Возможно, исторические тексты написаны с учетом политической конъюнктуры, возможно, некоторые писатели выполняли политический заказ, но уж тому, что показывают в фильмах, доверять можно.
Располагая такими жалкими средствами, Кертис не может рассчитывать, что ему удастся подкупить даже местную полицию. Он вновь засовывает купюры в карман.
Водитель не нажимает на педаль тормоза, но скорость «Уиндчейзера» плавно падает. Плохо, очень плохо. Эти двое не так давно покинули стоянку у ресторана, чтобы вновь останавливаться на отдых. Должно быть, впереди пробка.
– Хорошая собачка, – говорит мальчик Желтому Боку, чтобы подбодрить ее и подготовить к тому, что может ждать впереди.
Скорость «Уиндчейзера» устойчиво падает до пятидесяти миль в час, до сорока, тридцати. Когда же водитель дважды легонько жмет на педаль тормоза, Кертис идет к окошку.
Собака следует за ним по пятам.
Кертис сдвигает окно. Ветер тут же врывается в спальню, теплый и нежный зефир.
Прижимаясь к раме, мальчик высовывается в окно, щурясь от ветра, смотрит вперед.
Десятки тормозных огней горят на всех трех полосах, ведущих в западном направлении. Впереди, в полумиле от них, на вершине подъема, автомобили уже стоят.
Пока «Уиндчейзер» снижает скорость, Кертис задвигает окно и занимает позицию у двери спальни. Верная подруга держится рядом.
Как только дом на колесах останавливается, Кертис выключает свет. Ждет в темноте.
Скорее всего, оба социопата, владельцы «Уиндчейзера», какое-то время проведут в кабине. Будут с интересом разглядывать пробку, планировать свои действия на случай обыска автомобиля.
Однако в любой момент кто-нибудь из них может ретироваться в спальню. Если станет ясно, что обыска не избежать, эти зубные фетишисты попытаются избавиться от выдающих их с головой жутких сувениров.
Разумеется, на стороне Кертиса будет преимущество: его появление станет для владельцев «Уиндчейзера» сюрпризом, но хватит ли этого, чтобы вырваться на свободу? Парочка убийц может выложить свои козыри: преимущество в габаритах, силе, патологическое пренебрежение к личной безопасности.
Помимо внезапности, на стороне мальчика и Желтый Бок. У собаки есть зубы. Есть зубы и у Кертиса, пусть они не такие большие, как у собаки, и, в отличие от своей четвероногой подруги, он, пожалуй, не сумеет ими воспользоваться.
Мальчик не уверен, стала бы гордиться им мать, если бы путь к свободе он проложил зубами. Насколько ему известно, никто из мужчин и женщин, сражавшихся за свободу, не удостаивался похвал за то, что они загрызали своих противников. Слава богу, что у него есть собака.
Простояв несколько минут, «Уиндчейзер» продвигается вперед на десяток ярдов, прежде чем остановиться вновь. Кертис пользуется моментом, чтобы чуть приоткрыть дверь. Ручка мягко поскрипывает, петли тоже, дверь открывается наружу.
Он приникает глазом к дюймовой щели и изучает ванную, которая отделяет спальню от камбуза, гостиной и кабины. Дверь в противоположной стене ванной наполовину открыта, но за ней он ничего не различает. Видит разве что свет в передней части «Уиндчейзера».
Собака прижимается к ногам Кертиса, сует нос в зазор между дверью и дверным косяком. Мальчик
