Душа в лунном свете

Она или почти сошла с ума и безрассудна от боли, и поэтому мысли путаются, или же думает более ясно, чем когда-либо. Она ещё долго не узнает, что из этого правда.

Она кладёт монеты и основную часть денег в маленький чемодан и быстро упаковывает джинсы и свитеры. Из-за того, что её яркая, а также вышедшая из моды одежда может привлечь к ней внимание, она ныряет в плащ. Держа чемодан в левой руке, она собирается с духом, чтобы остановиться и поднять окровавленные ножницы в правую, держа их наготове на случай, если киллер достаточно неразумен, чтобы задержаться.

Она выходит через заднюю дверь, пересекает широкий задний двор, торопясь вдоль гаража и через ворота в переулок.

Луна этой ночью в виде серпа и кажется такой же острой, как итальянский кухонный нож, который её мать называет меццалуна[24].

Через тридцать минут в уборной безлюдной автобусной станции Дэйзи Джин Симс обрезает свои длинные волосы накоротко. Она переодевается в голубые джинсы и пару кроссовок.

Она покупает краску для волос и ещё несколько вещей в круглосуточном супермаркете. До рассвета, находясь в одиночестве в общественном туалете в Статлер Парке, она превращается из блондинки в брюнетку цвета воронова крыла.

Резня в доме Симсов не обнаруживается до двух пятнадцати дня. Основываясь на его кровавых отпечатках рук и единственном отпечатке туфли полиция предполагает, что киллер — высокий мужчина с необычно большими руками, физически сильный. Так как его отпечатки обнаружены также в комнате Дэйзи, и так как девочка пропала, было сделано предположение о том, что она была похищена.

Надеясь, что её лохматые чёрные волосы будут в ближайшее время предоставлять достаточное прикрытие, она посещает главную городскую библиотеку, и в надежде на то, что её тишина успокоит нервы, и с целью провести некоторое исследование.

Сначала она читает о предсказательном ясновидении, но написаное на эту тему в основном сводится к тому, что всё это не более чем фантазия или возможность, которой следует доверять лишь потому, что это может быть предсказано несколько более прогрессивными трактовками юнгианской психологической теории[25], чем бы эта хрень ни являлась. Третья группа — те, кто пишет с энтузиазмом, граничащим чуть ли не с божественным придыханием, что выдает убогую попытку продать книгу доверчивым читателям.

Она знает, что то, что она предвидела, когда воткнула ножницы в киллера, было и не фантазией, и не чем-то юнгианским. Это было самое значительное и самое достоверное ощущение в её жизни. Если она будет жить под именем Дэйзи Джин Симс, то будет обнаружена, будет убита, и люди, которых она любит, умрут вместе с ней.

После того, как откладывает книги по ясновидению, она изучает имена, их историю и значения. Не смотря на то, что не может объяснить себе, почему, она верит, что должна выбрать себе имя с особой тщательностью, что правильное имя сделает её защищённой, а неправильное имя оставит её уязвимой.

К тому времени как библиотека закрывается, она решает изменить своё имя на Эмити Онава. Эмити, от латинского amicitia, означает «дружба». Онава, слово североамериканских индейцев, означает «полностью очнувшаяся девочка».

В её новом и страшном одиночестве имя Эмити — дружба — говорит о том, что она надеется отдать и получить. И после ужасного опыта прошедшей ночи она, кажется, выходит из состояния пожизненного полусна; сейчас она настолько полностью очнулась, как никакая девочка, ясно осознаёт, что мир более опасный и значительно более чуждый, чем она представляла ранее.

Сейчас прошел месяц после её четырнадцатого дня рождения.

Она ещё не оплакивает своих родителей и брата. Те слёзы не приходят ещё в течение трёх недель, а затем они прольются ручьём.

Теперь, более чем два года спустя…

Эмити, которая называет себя также Фантомом «Бродерикса», сидит в кабинке ресторана с Криспином, поедает вкусный куриный сэндвич и пьёт кока-колу. Ей шестнадцать лет. Ему двенадцать и почти ещё целый год. В их возрасте четыре года — это пропасть, но объединяет их общее знание, что мир — более загадочное место, чем большинство людей хотели бы признать.

Эмити спрашивает:

— Ты всё ещё иногда слышишь голос, который говорит тебе, что ты можешь отменить сделанное, сохранить их обоих?

— Иногда. Слышу его с девяти лет. Сейчас мне почти тринадцать. Всё никак не узнаю, что это значит.

— Именниник, — говорит она. — Завтра, так?

— Да.

— Большие тринадцать, — говорит она.

— Рад находиться здесь.

Харли под столом фыркает.

— Счастливые тринадцать, — говорит она.

Криспин кивает.

— Хорошо бы.

10

27 июля, три года и четыре месяца назад…

Криспин просыпается, когда на часах моргнуло 11:31, не уверенный, близко ли это к полуночи или к обеду. Дневной свет за занавесками разрешает эту загадку.

Он не помнит, как отправился в кровать. В действительности, он не помнит большинство из всего, что происходило после обеда предыдущим вечером, состоявшего из супа с тортийя и куриными начо.

Когда он садится, опершись на спинку кровати, пытаясь прояснить рассудок, кто-то стучит в дверь.

Он говорит: «Войдите», и горничная по имени Арула входит, толкая тележку с завтраком, как будто чувствовала, что он будет спать до более позднего времени, чем когда-либо, и проснётся точно в это время.

Кухня предоставляет Криспину еду, которой хватило бы на три завтрака. Серебряный котелок с горячим шоколадом, из горлышка которого поднимается ароматный пар. Английский кекс[26], намазанный маслом. Кекс с шоколадной крошкой и круассан с миндалём. Щедрая чаша свежей клубники с коричневым сахаром и маленький кувшинчик со сливками. Пышная липкая сдобная булочка, покрытая орехом пекан. В выдвижном ящике с подогревом в тележке лежат блинчики с бананом и кленовым сиропом сбоку, на случай, если он их захочет.

Арула по-своему так же мила, как и другие домработницы — это поразительно, насколько они все милые — и всегда дружелюбна. Когда она раздвигает занавески, чтобы впустить утренний свет, то говорит ему, что день выдался тёплый, что синешейки в этом году более голубые, чем когда-либо, а мистер Мордред сегодня проведёт занятия только с часу до четырёх, в библиотеке.

Рассматривая подношения на тележке с завтраком, Криспин чувствует, что заторможен, сознание затуманено. Хотя никогда не был угрюмым мальчиком, он по каким-то причинам не в своей тарелке. Он жалуется на то, что не может съесть много.

— Вы должны будете отдать часть этого Харли или кому-нибудь ещё.

Возвращаясь к кровати, Арула говорит:

— Ну-ну, милый мальчик. Это твои любимые блюда, а у твоего брата свои. Ешь то, что хочешь, и мы выбросим остальное. Ты хороший мальчик, ты заслуживаешь того, чтобы выбирать.

— Это кажется таким расточительством.

— Никакого расточительства, — уверяет она его, — даже если вид этого доставляет тебе