Подмигивание поставило Эдома в тупик. Он ничего не понимал. И почему-то подумал о загадочном, вырванном из телесной оболочки, никогда не мигающем глазе из плавающей вершины пирамиды, изображённой на обратной стороне однодолларовой купюры.
Рассказывая фокуснику о гадании, Агнес не упомянула о четырёх пиковых валетах, только о червовых и бубновых тузах. Она никогда не делилась с другими людьми своими тяготами, и, хотя отшутилась, открыв четвёртого пикового валета, Эдом знал, сестра не на шутку обеспокоена.
То ли Обадья почувствовал её страх, то ли его тронула доброта Агнес, но он пошёл ей навстречу.
— К сожалению, должен признаться, что это даже не фокус. Чистый обман. Я выбрал бубнового туза именно потому, что в гаданиях на картах он символизирует богатство, то есть на него люди всегда реагируют положительно. Туза с именем вашего мальчика я приготовил заранее, потом положил картинкой вверх в самый низ колоды, чтобы он не вскрылся, когда колоду делили пополам.
— Но до нашего приезда вы не знали имени моего Барти.
— Конечно же, знал. Преподобный Коллинс рассказал мне и о вас, и о Бартоломью. И при встрече, спросив, как зовут вашего малыша, я уже знал ответ и просто хотел удивить вас этим маленьким трюком.
Агнес улыбнулась.
— Очень ловко.
— Не ловко, — со вздохом возразил Обадья. — Грубо. Вот когда у меня были нормальные руки, я бы действительно мог вас удивить.
В молодости он выступал в ночных клубах, посещаемых неграми, и театрах, вроде гарлемского «Аполло». Во время Второй мировой войны в составе выездных бригад ОООВС[36] поднимал боевой дух солдат на Тихом океане, в Северной Африке, а после Дня высадки[37] — в Европе.
— После войны какое-то время с работой у меня стало получше. Для черных… времена менялись. Но я старел, а шоу-бизнес всегда ищет молодых. Так что на первые роли я так и не вышел. Господи, не вышел и на вторые, хотя дела у меня шли неплохо. Но… в начале пятидесятых мой агент все с большим трудом добивался для меня выступлений в хороших клубах.
Помимо грушевого пирога, Агнес приехала и с тем, чтобы предложить Обадье Сефараду годовой контракт… не показывать фокусы, а рассказывать о них.
Благодаря её усилиям публичная библиотека Брайт-Бич взяла на себя координацию достаточно амбициозного исторического проекта, который финансировали два частных благотворительных фонда и ежегодная клубничная ярмарка. Местным старикам предлагалось надиктовать истории их жизней, чтобы их опыт, знания, мировоззрение не остались потерянными для будущих поколений.
Проект этот, помимо прочего, позволял оказать финансовую помощь некоторым из стариков, попавшим в стеснённые обстоятельства, не унижая при этом их достоинства, вселяя надежду, возвращая самоуважение. Агнес попросила Обадью внести свою лепту в проект, принять одногодичный грант и с помощью старшего библиотекаря познакомить потомков с основными вехами своей жизни.
Тронутый до глубины души, заинтригованный, фокусник, однако, поначалу ушёл от прямого ответа, выгадывая время на поиск причин для вежливого отказа, а потом печально покачал головой:
— Сомневаюсь, что я достоин войти в категорию тех людей, которых вы ищете, миссис Лампион. Боюсь, запись истории моей жизни проект не сможет поставить себе в заслугу.
— Чепуха. Я просто не понимаю, о чём вы говорите. Обадья поднял обезображенные руки с едва сгибающимися
пальцами.
— Как по-вашему, почему они стали такими?
— Артрит? — предположила Агнес.
— Покер. — Руки Обадья не опустил, словно кающийся грешник, обращающийся к богу просьбой о прощении. — Я специализировался на фокусах ближнего плана. Да. Конечно, мог вытащить кролика из шляпы, материализовать из воздуха шёлковый шарф, выпустить голубей из шарфов. Но больше всего мне нравились фокусы, которые показывают в непосредственной близости от зрителей, у них под носом. С монетами, ещё больше… с картами.
Произнеся
— С картами я мог дать сто очков вперёд любому фокуснику. Моим наставником был Моисей Мун, величайший карточный шулер своего поколения.
При слове
— Вы знаете, что делают карточные шулеры, миссис Лампион?
— Зовите меня Агнес. Я полагаю, манипулируют с картами. Медленно покачивая руки перед глазами, словно видел их прежними, с ловкими пальцами, фокусник рассказал, какие чудеса может творить первоклассный карточный шулер. И хотя говорил он ровным голосом, не прибегая к восклицаниям или театральным паузам, фокусы с картами загадочностью превосходили и вытаскивание кроликов из шляпы, и голубей из шёлковых шарфов, и распиливание блондинок.
Эдом внимал Обадье затаив дыхание, как, впрочем, и положено человеку, чей самый отчаянный поступок заключался в покупке фордовского жёлто-белого универсала модели «Кантри Сквайр».
— Когда меня перестали приглашать в ночные клубы и театры… я переключился на азартные игры.
Сидевший в кресле Обадья положил руки на колени, помолчал, переводя взгляд с Агнес на Эдома.
— Я ездил из города в город, выискивая места, где играли в покер по высоким ставкам. Это запрещено законом, но найти такие заведения не составляло особого труда. Я зарабатывал на жизнь жульничеством.
За вечер он старался много не выигрывать. Предпочитал небольшую, но верную прибыль, при этом забавляя своих жертв болтовнёй. Поскольку рассказывал он много интересного, партнёрам казалось, что ему просто шла карта, поэтому его выигрыши ни у кого не вызывали подозрений. И скоро за карточными столами он стал зарабатывать больше, чем на сцене.
Его сгубила жадность. Лёгкость, с которой давались деньги. Вместо того чтобы и дальше выигрывать помалу, он использовал всякую возможность сорвать большой куш.
— В результате я привлёк к себе внимание. Попал под подозрение. Однажды в Сент-Луисе кто-то из игроков опознал меня, вспомнил, что видел на сцене, хотя я и постарался изменить внешность. Играли по- крупному, да только игроки к высшему обществу не относились. Они схватили меня, избили, потом монтировкой по одному размозжили все пальцы.
По телу Эдома пробежала дрожь.
— По крайней мере, приливная волна в Санрику покончила со всеми сразу.
— Случилось это пять лет тому назад. И после несчётного числа операций я имею вот это, — он поднял изуродованные руки. — Во влажную погоду суставы болят, в сухую — меньше. Я могу обслуживать себя, но мне уже никогда не быть карточным шулером… или фокусником.
Какое-то время все молчали. И тишина эта напоминала затишье, которое, по свидетельству очевидцев, всегда предшествовало сильнейшим землетрясениям.
Даже Барти не гукал и не пускал пузыри.
Первой заговорила Агнес:
— Что ж, мне ясно, что вы не успеете рассказать о своей жизни за один год. Вам надо выделять двухлетний грант.
Обадья покачал головой.
— Я — вор.
