Грэхем был поражен ее спасением. Оберегая свою раненую руку, он втащил Конни на выступ.
У него выступили слезы, он схватил ее обеими руками и сжал так крепко, что она могла задохнуться, не будь у них толстых курток. Они замерли на узком выступе и на какой-то момент забыли о глубокой пропасти за спиной, грозящей опасности. Он не хотел отпускать ее. Он чувствовал новый прилив сил, это подняло его дух. Его настроение никак не соответствовало тем обстоятельствам, в которых они оказались. Хотя им предстоял долгий небезопасный спуск, обоим одновременно и на расстоянии, они находились в приподнятом настроении: она была жива.
— Где Боллинджер? — спросила она.
Офис за спиной Грэхема был ярко освещен, окна открыты. Но убийцы не было видно.
— Он, наверное, пошел искать меня на стене, выходящей на Лексингтон-авеню, — ответил Грэхем.
— Тогда он думает, что я убита.
— Несомненно. Даже я подумал так.
— Что случилось с твоей рукой?
— Он попал в меня.
— О нет!
— Рука ранена, она кажется одеревенелой, но это все.
— Ты потерял много крови?
— Немного. Пуля, вероятно, обожгла руку, рана неглубокая. — Он поднял руку, открыл рану и показал ей, что ранен несерьезно.
— Я могу спускаться.
— Тебе не следует.
— Со мной все в порядке. Кроме того, у меня нет выбора.
— Мы можем забраться внутрь и снова воспользоваться лестницей.
— Как только Боллинджер проверит ту сторону и не обнаружит меня, он вернется назад. Если меня здесь не будет, он станет осматривать лестницы. Он найдет нас, если мы попытаемся там спуститься.
— Тогда что?
— То же, что и раньше. Мы пройдем по выступу до угла. К тому времени, когда мы доберемся до другой стены, он будет искать нас на этой стороне здания и, не найдя, уйдет. Тогда мы начнем спуск.
— С такой рукой, как у тебя?
— С такой рукой, как у меня.
— Видение, которое у тебя было: о выстреле в спину...
— Почему ты спрашиваешь о нем?
Она дотронулась до его левой руки:
— Это так было?
— Нет.
Боллинджер отошел от открытого окна, которое выходило на Лексингтон- авеню. Он поспешил из офиса «Онвей электроника» по коридору в ту комнату, откуда он стрелял в Харриса несколько минут назад.
— Хаос, Дуайт.
— Хаос?
— Слишком много этих недочеловеков приходится на каждого сверхчеловека, чтобы осуществить контроль над происходящим в обычные времена. Только в разгар великого побоища поднимутся такие люди, как мы.
— Ты имеешь в виду... после ядерной войны?
— Это один из возможных вариантов. Только такие люди, как мы, будут обладать мужеством и воображением, чтобы поднять цивилизацию из руин. Но не глупо ли ждать, пока они разрушат все, что мы должны унаследовать?
— Глупо.
— Поэтому мне пришло в голову, что мы сами можем создать хаос. Он нам нужен, чтобы спровоцировать великое побоище в менее разрушительной форме.
— Как?
— Ну... имя Альберт де Сальво что-нибудь говорит тебе?
— Нет.
— Он был бостонским душителем.
— А, да. Он умертвил много женщин.
— Нам следует изучить этот случай. Конечно, он не один из нас. Он — представитель низшей расы и в придачу еще шизофреник. Но я думаю использовать этот случай как образец. Один, без посторонней помощи, он нагнал столько страха, что поверг Бостон в паническое состояние. Страх будет нашим главным орудием. Страх, переходящий в панику. Горстка охваченных паникой людей может распространить свою истерию на все население города или страны.
— Но де Сальво и близко не подошел к созданию хаоса, который привел бы к гибели общества.
— Потому что это не являлось его целью.
— Даже если бы и было...
— Дуайт, представь, что Альберт де Сальво, нет, лучше Джек-Потрошитель появился в Манхэттене. Вообрази, что он убил не десять женщин и не двадцать, а сотню. Две сотни. В особо жестокой манере. С явными следами сексуальных наклонностей в каждом случае. Так, чтобы не оставалось сомнений: все они погибли от одной руки. И что, если он все это проделает за несколько месяцев?
— Вот это действительно будет страх. Но...
— Это будут самые важные новости в городе; после того как мы убьем первую сотню женщин, мы начнем тратить половину нашего времени на убийство мужчин. Каждый раз мы будем отрезать половые органы у мужчин и оставлять послание, приписывая убийство фиктивной военизированной группе феминисток.
— Что?
— Мы заставим общество думать, что убийство мужчин явилось актом возмездия за смерть сотен женщин.
— Но для женщин нетипично совершение такого рода преступления.
— Не имеет значения. Мы и не пытаемся создавать типичные ситуации.
— Я не уверен, что понимаю, какого рода ситуацию мы хотим создать.
— В нашей стране крайне опасные, напряженные отношения между мужчинами и женщинами. По мере роста женского освободительного движения они стали почти нетерпимыми, но пока глубоко скрыты. Мы заставим их всплыть на поверхность.
— Неплохо. Но ты преувеличиваешь.
— Нет. Поверь мне. Я знаю. Существуют сотни потенциальных убийц-психопатов. Всем им нужно дать направление, маленький толчок. Они будут так много слышать и читать об убийствах, что у них могут появиться собственные идеи. Как только мы зарежем сотню женщин и двадцать, или около того, мужчин, пытаясь представить себя психопатами, у нас появятся десятки подражателей, делающих за нас нашу работу.
— Может быть.
— Обязательно. Всегда находились подражатели у тех, кто совершал массовые убийства. Но никто из них никогда не совершал преступления, чтобы вдохновить легионы подражателей. А мы сделаем это. И тогда, когда мы создадим образ убийц на сексуальной почве, мы изменим направление нашей собственной деятельности.
— Как?
— Мы будем убивать наобум белых людей и воспользуемся фиктивной революционной группировкой черных, чтобы переложить вину на нее. После десятка убийств такого рода...
— Мы можем уничтожить несколько негров и создать впечатление, что они были убиты в отместку.
— До тебя дошло. Мы раздуем пламя.
— Я начинаю понимать твою идею. В таком огромном городе существует множество группировок. Негры,
