Логово

ориентирами.

– Да что же вы все не едете, куда подевались? – бормотал он.

Ветер, заливший лицо, заставлявший слезиться глаза и запорошивший снегом его усы, выл так громко, что напрочь заглушил вой сирен приближающихся карет «скорой помощи», пока они не вынырнули из-за поворота; и тотчас ночь наполнилась светом их фар и всплесками красных огней. Вилл, выпрямившись, призывно замахал им руками, но глаз от пропасти оторвать не посмел.

Машины подъехали к обочине шоссе. Так как одна из сирен заглохла быстрое, он сообразил, что прибыло две машины, скорее всего, «скорая помощь» и полицейский патруль.

Эти точно учуют виски. А может быть, не учуют, вон какой ветер и холод. Он знал, что должен понести жестокое наказание за то, что натворил, – но коль скоро его не собираются убивать, то имеет ли смысл лишать его работы? Время-то тяжелое. Спад производства. Хорошую работу не так-то легко найти.

Вертящиеся сигнальные маяки производили стробоскопический эффект: реальные предметы, периодически выхватываемые из темноты, двигались, как в замедленном кино, а исполосованное световыми бликами небо струило на землю потоки пурпурного снега.

5

Даже быстрее, чем Линдзи могла надеяться, бурная река прибила их к гряде гладких, отполированных водой камней, торчавших прямо посреди русла, словно ряды полустертых от времени зубов, вклинив ее и Хатча в промежуток между двумя из них, достаточно узкий, чтобы прервать их движение. Вокруг них кипела и струилась вода, но защищенная камнями Линдзи уже не боялась подводных течений, тащивших ее вниз.

Тело ее обессилело, и обмякшие, вялые мускулы отказывались повиноваться. Она едва удерживала голову Хатча над водой, что в других обстоятельствах было бы совсем нетрудно, тем более что ей уже не приходилось бороться с быстрым течением.

Инстинктивно не отпуская его, она разумом понимала, что все это бесполезно: он уже давно был утопленником. И не стоило убеждать себя, что он еще жив. Надежда же оживить его с помощью искусственного дыхания таяла с каждой проходящей минутой. Но Линдзи ни за что не хотела сдаваться. Ни за что. Ее и саму удивляло это ее нежелание оставить всякую надежду, тем более что всего за несколько минут до несчастного случая она думала, что надежда навсегда покинула ее.

Ледяной холод воды насквозь пронизывал Линдзи, и вместе с цепенеющей плотью цепенел и ее мозг. Когда она попыталась сосредоточиться, чтобы придумать, каким образом выбраться на берег, то никак не могла привести в порядок разрозненно мелькавшие в голове мысли. Ее нестерпимо клонило ко сну. Она понимала, что сонливость – признак гипотермии и что дремотное состояние может стать началом более глубокого обморока и в конце концов привести к смерти. Она решила во что бы то ни стало перебороть сонливость – и вдруг поняла, что уже поддалась желанию уснуть и что глаза ее уже закрылись сами собой.

Страх, как молния, пронзил Линдзи, влив новые силы в ее обмякшее тело.

Часто хлопая ресницами с налипшим на них и уже не таявшим снегом, она поверх головы Хатча взглянула на ряды отполированных водой валунов. Берег был всего в пятнадцати футах от них. Если камни располагались недалеко друг от друга, она сможет тащить Хатча к берегу, не боясь, что их снесет течением.

К этому времени зрение ее достаточно хорошо адаптировалось к темноте, и в гранитном частоколе она заметила брешь шириной примерно в пять футов, которую пробили в камнях столетия беспрерывной работы текущих вод. Брешь находилась на полпути от нее до края берега. Втягиваясь в воронку, образуемую брешью, черная вода, тускло поблескивая сквозь кружевную шаль льда, убыстряла свой бег и, вне сомнения, с огромной силой вырывалась наружу с противоположной стороны.

Линдзи понимала, что была слишком слаба и что ей будет не под силу преодолеть этот мощный поток. Их с Хатчем обязательно втянет в воронку, и они неминуемо погибнут.

В тот момент, когда вновь заманчивой стала мысль прекратить эту бесполезную борьбу против сил враждебно настроенной природы, наверху, на краю пропасти, примерно в ста ярдах вверх по течению, она заметила странные огни. Но была настолько сбита с толку, что на какое-то мгновение пульсирующий пурпурный свет показался ей жутким, таинственным и сверхъестественным, словно ее взору предстало чудодейственное сияние, свидетельствовавшее о зримом присутствии божества.

Постепенно до нее дошло, что она смотрела на пульсирующие сигнальные огни полицейских машин или карет «скорой помощи», которые стояли высоко наверху, на шоссе. Вскоре чуть ближе к себе Линдзи заметила огоньки ручных фонариков, острыми шпагами-лучиками обшаривавшие местность. Спасатели, видимо, уже спустились вниз по отвесному склону пропасти и были в ста ярдах выше по течению, там, где затонула их машина.

Линдзи стала звать их. Но крик ее оказался едва слышным шепотом. Она вновь закричала, на этот раз явно громче прежнего, но из-за воя ветра они, видимо, не расслышали и этот ее крик, так как лучи фонариков продолжали обшаривать реку в том же месте, что и раньше.

Вдруг она заметила, что больше не держит в руках голову Хатча и что лицо его находится под водой.

Мгновенно, словно щелкнул переключатель, ужас Линдзи превратился в дикую злобу. Она злилась на водителя грузовика, захваченного бурей в горах, на себя за то, что так ослабла, на Хатча, сама не зная за что, на реку и на пронизывающий холод, но, самое главное, она буквально кипела от ненависти к Богу за жестокость, насилие и несправедливость, которые царили в сотворенном Им мироздании.

Злость прибавила ей сил. Сжав пальцы, она крепко ухватила Хатча за одежду, рывком выдернула его голову из воды и так громко позвала на помощь, что напрочь перекрыла леденящие душу завывания ветра. Лучи фонариков, все как один, повернулись в ее сторону.

6

Пострадавшие, мужчина и женщина, казались мертвыми. Их лица, вырванные из тьмы лучами фонариков, плыли над темной водой, как белые привидения – полупрозрачные, фантасмагорические, потерянные.

Ли Фридман, помощник окружного шерифа из Сан-Бернардино, окончивший специальную школу спасателей, придерживаясь за выступавшие из воды камни, шагнул в воду, чтобы переправить пострадавших на берег. Вокруг пояса он обвязал нейлоновый, толщиной в полдюйма, спасательный трос, способный выдержать груз в четыре тысячи фунтов, другой конец которого был обмотан вокруг ствола приземистой сосны. Подстраховывали его двое полицейских.

Фридман снял с себя штормовку, но остался в форме и ботинках. Переплыть эту стремнину было невозможно, и ему нечего было беспокоиться, что одежда может ему помешать. Зато, даже намокнув, одежда поможет дольше продержаться в холодной воде и замедлит утечку тепла из тела.

Пробыв в реке не больше минуты, однако, и не пройдя еще и половину пути до пострадавших, Ли почувствовал такой холод, словно ему в кровь ввели хладагент. Ему показалось, что, нырни он в эту ледяную воду голым, ему было бы холодно так же, как и сейчас.

Конечно, лучше было бы подождать группу горных спасателей, уже выехавших к месту аварии, людей, специально обученных вытаскивать лыжников из-под снежных завалов или неосторожных любителей катания на коньках, провалившихся под лед. В их экипировку входили надувные непромокаемые костюмы и всякие другие необходимые приспособления. Но ситуация требовала немедленных действий: пока прибудут специалисты, люди в реке могут погибнуть.

Он добрался до пятифутовой щели, сквозь которую вода бежала с такой стремительностью, словно ее всасывал в себя гигантский насос. Его тут же сбило с ног, но его товарищи на берегу все время держали трос натянутым и травили его ровно настолько, насколько Ли было необходимо, чтобы двигаться и не быть унесенным течением. Широкими взмахами загребая воду, он начал пересекать бешеный поток, нахлебавшись при этом такой зверски холодной воды, что у него заломило зубы, и наконец ухватился за камень с противоположной стороны бреши.

Минуту спустя, задыхаясь и отчаянно, мелко дрожа всем телом, Ли добрался до пострадавших. Мужчина был без чувств, женщина же, наоборот, была в полном сознании. Лица обоих то исчезали, то вновь